Даже если выплывет, что Роммель лишь симулировал болезнь, то его невозможно обвинить в трусости. Во-первых, он сделал себе имя, командуя войсками, нанёсшими французам и британцам немало ущерба. Очень рискованно командовал, в том числе, и лично действуя под вражеским огнём. Во-вторых, он написал рапорт о необходимости снять с него командование дивизией только после завершения боевых действий. Пусть это всего лишь перемирие, а не окончание войны.
Впрочем, с окончанием войны, кажется, дело надолго не затянется. Судя по сообщениям радио, в ближайшие дни уже состоятся заключительные мирные переговоры между министрами иностранных дел Италии, Великобритании и Франции при посредничестве Испании на испанском острове Мальорка.
У итальянцев — ликование. То, что они не вояки, и рвутся поскорее вернуться домой, хорошо известно всем. А у нас, немцев, не меньше их уставших от невыносимого зноя, всюду проникающей пыли, риска кишечных инфекций, разочарование. Мы же ехали сюда свести счёты с теми, из-за кого мы оказались на чужбине, и ради этой цели готовы были терпеть все неудобства и трудности. Теперь же нас лишили и возможности отомстить.
Роль обеспокоенного состоянием здоровья боевого товарища, как просил меня Эрвин, я сыграл. И чемоданы с вещами, указанные им, погрузил в санитарную машину, едущую на аэродром Габеса. Там машина подъехала непосредственно на стоянку самолёта, и носилки с генералом очень быстро перегрузили в салон воздушной машины с уже вращающимися пропеллерами. Буквально пара минут, и небольшой двухмоторный самолёт уже разбегается по полосе.
— Всё, Ульрих, можно переодеваться в гражданское, — объявил генерал минут через десять полёта, когда один из лётчиков выглянул из своей кабины и махнул нам рукой. — Попрощайтесь с итальянской военной формой: в отличие от нас, она до Сицилии не долетит.
— А разве мы летим не в Триполи?
— Нет, мой друг. Мы летим в Мессину. В свете того, что я вам расскажу, вы, надеюсь, не будете возражать по поводу того, что Эрвин Роммель и Ульрих Граф на некоторое время исчезнут. А вместо них появятся Ганс Шнитке и Адольф Браун, два бизнесмена из Граца, племянник и дядя, отправившиеся по делам бизнеса из Граца в Барселону через Белград, Афины, Мессину и Кальяри. Маршрут, конечно, не самый прямой, но они начинали путешествие ещё до начала перемирия, поэтому не захотели рисковать, пересекая границу между Италией и Францией, в районе которой шли боевые действия.
Я кивнул, но вопрос у меня остался.
— Почему такая спешка и таинственность?
— О том, что идут закулисные переговоры между Лондоном и Римом, мне было известно давно. На заключительном этапе к ним присоединился и Париж. По сути дела, всё уже согласовано, и осталось лишь подписать официальный документ.
— Муссолини капитулирует?
От «больного» не осталось и следа. Эрвин снова жизнерадостно улыбался.
— Этот пройдоха перехитрил всех. Задав хорошую трёпку французам и англичанам нашими руками в Тунисе, он выторговал себе территориальные приобретения. Дело, конечно, не только в том, что моя дивизия отлично воевала, создав «лягушатникам» и «лимонникам» массу неприятностей. Фашизм весьма популярен и в Британии, и во Франции, поэтому на правительственные круги в Лондоне и Париже очень давили те, кого пресса в предыдущие месяцы называла 'агентами Муссолини. Поэтому и условия мира для него — просто великолепные. Да, из Туниса итальянцам придётся уйти. Но Италии остаются оба Сомалиленда, Британский и Французский. Британия выделяет Риму кредит на семьсот пятьдесят миллионов фунтов на восстановление промышленности, пострадавшей от бомбардировок, а также уничтоженной в ходе боевых действий военной техники, включая корабли. В течение четырёх месяцев с момента подписания мирного договора Италия не только объявляет войну Советской России, но направляет в Россию войска в помощь Польше.
Теперь понятно, почему Роммель решил исчезнуть! Поляков он ненавидит не меньше моего, и просто не сможет воевать бок о бок с ними. А нашу дивизию, как наиболее боеспособную, наверняка отправят на фронт одной из первой. Но оказалось, что это ещё не всё.
— Как меня известили мои итальянские друзья, одним из требований французов была выдача меня им как военного преступника. Так что, дорогой Ульрих, буквально через несколько дней я был бы арестован, а после подписания мирного договора передан «лягушатникам» для судилища. Для Дуче это мизерная уступка, но позволяющая «доказать» его приверженность общеевропейской цели — разгрому большевиков.
— Вы — большевик???
— Не больший, чем вы, — расхохотался мнимый больной. — Но я сражался против главных врагов большевизма. А значит, по их логике, выступал на стороне коммунистов. И враг Польши, тоже считающей меня военным преступником из-за того, что мои ребята задали им трёпку, обороняя Юг Германии. Суд надо мной послужит примером для тех, кто не смирился с оккупацией нашей родины.
— Но Польша по-прежнему находится в состоянии войны с Италией. Разве могут итальянские и польские войска сражаться бок о бок?
— Бросьте, герр Браун! — обратился генерал ко мне по моей новой фамилии. — Поляки были, есть и будут англо-французскими мальчиками на побегушках. Что им прикажут, то они и сделают. Особенно — если учесть, что в России у Польши возникли серьёзные трудности. По дошедшим до меня сведениям, несмотря на продвижение польских войск, большевики их очень серьёзно потрепали, и они теперь очень просят Лондон и Париж не ограничиваться воздушной и морской войной с общим врагом, а послать, наконец-то, им в помощь и сухопутные войска. Вот увидите, Адольф: не пройдёт и недели после подписания соглашения в Пальма-де-Мальорка, как в Риме появится польская делегация, чтобы помириться и с Дуче. На крайний случай, итальянские войска могут ведь появиться не на польско-советском, а на турецко-советском фронте. Или в Крыму, где уже высадились первые британские батальоны.
— То есть, наша цель — нейтральная Испания?
— Промежуточная, — кивнул Эрвин или, как теперь нужно привыкать называть, Ганс. — Из Барселоны мы переедем поездом в Мадрид, где нас встретят, примут, и обеспечат новыми документами наши с вами общие знакомые. А там, как мне кажется, не за горами и долгое морское путешествие. Но давайте поговорим об этом уже в Мадриде, куда придут ответы на запросы, которые я уже сделал. Если вам не понравится то, что я запланировал, вы можете остаться в Испании. А можете продолжить путешествовать со мной.
Фрагмент 22
43
Старший лейтенант Олег Лосик, 14 июля 1941 года
Надеяться на то, что единственная танковая рота спасёт положение дел на участке фронта? Пусть даже эти десять танков — такие грозные машины, как Т-55, а участок фронта имеет протяжённость менее тридцати километров. Если не считать мелководного, пересыхающего летом озера Отар-Алчик. Или, как его ещё называют, Узунлар.
Озеро не просто мелкое. Его максимальная глубина — всего чуть больше метра, а средняя — сантиметров шестьдесят. Тем не менее, озёрный ил не позволяет форсировать его ни пешком, ни на технике, а мелкая вода — использовать даже обычные лодки.
Именно за эту водную преграду зацепились советские войска, когда турки отбросили их от Феодосийского залива. Так что за нами теперь — только крошечный кусок Керченского полуострова, клочок земли примерно сорок на сорок километров. Где-то чуть больше, где-то чуть меньше. И именно от этого клочка земли в тылу их войск решили избавиться наши враги перед тем, как начать наступление вглубь Крымского полуострова — На Джанкой, Симферополь и Севастополь.
Нет, наши десять танков, конечно же, не единственные на этом участке фронта. Насколько мне известно, машин различных типов здесь сосредоточено около сотни. Но их основная масса — старенькие Т-26 и БТ разных модификаций, а также бронеавтомобили. Есть с десяток Т-34 и то ли пять, то ли шесть КВ.
Так уж получилось, что турецкий десант в Феодосии застал наши войска в Крыму, который все считали глубоким тылом, врасплох. А все находящиеся на полуострове танки использовались, в большинстве случаев, в качестве учебных и относились, преимущественно ко 2 или даже третьей категории. То есть, требовали либо текущего ремонта в частях, либо ремонта в войсковых мастерских. Плюс неплохо поработали диверсанты из числа крымских татар. Вот и получилось, что отражать десант оказалось почти нечем. Когда же турки отрезали Керченский полуостров от остального Крыма, началась спешная переброска в Керчь всего, что оказалось под рукой на Тамани и в северном Приазовье.