Рим, Рим…
Небо Италии видело Ленина, земля Италии хранит его следы, в сердцах итальянских рабочих вечно живет образ великого вождя.
Сережа вспомнил про Капри и Сорренто, где столько лет жил и работал «буревестник революции» Максим Горький. Как зачитывался когда-то Сережа его «Сказками об Италии»! Нет, наверно, на свете другой книги, которая могла бы заставить так горячо полюбить простых людей далекой, никогда не виданной страны.
Парню из суровой Сибири хочется разглядеть и запомнить все, что мелькает за окнами автобуса. Душа переполнена впечатлениями. Так и тянет вскрикнуть от восторга, поделиться с другом своей радостью. Но Сережа терпит. Высунул голову в окно, смотрит и безмолвно восхищается… Ехали они с полчаса и вылезли на перекрестке двух широких улиц. Сережа и Орландо с беспечным видом людей, у которых достаточно досуга, сунули руки в карманы и, насвистывая, прошли немного вперед. Насвистывают беззаботно, но за тем, что делается вокруг, следят очень зорко. На портале дома напротив римскими цифрами выбито — 1243. Стало быть, зданию этому семьсот лет… На дверях свежая вывеска. А что там написано? «Бирштубе». Ага, это по-немецки! «Пивная»… Ниже буквами помельче добавлено «Нур фюр дойче».
— Только для немцев… Рыжие дьяволы, — говорит Орландо, зло выругавшись.
На каждом шагу немецкие солдаты в касках, похожих на черепаший панцирь. Много монахов и монахинь. В черных одеяниях своих они выступают точь-в-точь, как грачи на вспаханном поле. Солдаты пялятся на бледных юных монахинь, скалят зубы и гогочут на всю улицу. А итальянцы в штатском все куда-то спешат, проходят, не подымая глаз друг на друга. Похоже, что все они болезненно переживают унижение своей родины. Легко сказать — собственными руками, словно на тарелке, поднесли немцам древнюю столицу Италии.
Пристыженный вид римлян заставил Сережу по-новому взглянуть на город. Казалось, что прекрасный Рим этой ночью перенес тяжкую болезнь: и люди, и здания, и каштаны унылы и сумрачны. Только бездомный бродяга осенний ветер никак не уймется — носит по мостовой обрывки газет, афиш и палую листву.
Они остановились напротив траттории «Санто Пьетро». Пригляделись. Люди заходят и выходят, но похожих на того, кто нужен им, не видать. На углу торчали карабинеры, поэтому долго задерживаться здесь не хотелось.
— Пойдем, Донато, прогуляемся по той стороне, — предложил Орландо.
Пересекли улицу, постояли у большой витрины, притворившись, что их заинтересовала афиша. Тем часом открылась стеклянная в медной раме и с медными ручками дверь траттории и оттуда вышел худощавый человек среднего роста. В левом кармане плаща — газеты, свернутые в трубку. Он быстренько поглядел по сторонам и собрался закурить. Пьян, что ли, или еще не привык курить — зажжет спичку, и, пока донесет до рта, спичка гаснет. И опять то же самое…
Орландо ткнул Сережу под бочок: рискнем, дескать. Вытащил из кармана зажигалку и подошел к неумелому куряке.
— Прего, синьор.
Тот задумчиво посмотрел на дрожащий голубоватый язычок пламени, улыбнулся и приподнял светло-коричневую шляпу:
— Грацие.
Это был сорокалетний господин с аккуратно подстриженными короткими усами и в элегантном костюме. Сразу видать, что интеллигент, а вернее даже — аристократ.
Орландо покосился на газеты в кармане плаща и спросил:
— Что нового на свете, синьор?
— Свет битком набит новостями. А что тебя, собственно, интересует, дружок? — снова улыбнулся незнакомец.
— Новости спорта, синьор.
— А я-то как раз спортом совсем не интересуюсь, дружок. Я человек деловой.
Сообразив, что такой разговор может затянуться до бесконечности и все-таки не приведет ни к чему, Сережа решил вмешаться. Подумал: «Если русский, поймет, если нет, и внимания не обратит». Он лихо тряхнул головой и, отбивая такт носком ботинка, засвистел: «Ехал на ярмарку ухарь-купец…»
В строгих, блекло-синих глазах незнакомца мелькнула лукавая усмешка. Он тоже слегка притопнул и просвистел «Камаринского». Орландо растерянно посмотрел на Сережу, потом на странного синьора. Но парень он смышленый, увидел, как засиял «Донато», и понял, что все в порядке. Облегченно перевел дух.
Незнакомец наклонился к Сереже, быстренько шепнул по-русски:
— Молодец, дружок! Хорошо соображаешь… — И снова перешел на итальянский: — Пойдемте в тратторию, юные спортсмены. Разопьем бутылочку «фраскати», согреемся. День-то пасмурный, замерзли, наверно.