— Умный ты человек, Буйвол, а такой простой вещи не разумеешь. Россию жалко! По мне, советская власть пусть хоть к черту в пекло провалится, но Россию жалко!..
— Так ведь Россия никуда не делась, Косой.
— Не делась, так денется. Последние денечки доживает… — Он вытащил из-за голенища короткого и широкого сапога газету, гнутую-перегнутую, протянул Леониду: — На, читай!
— «Правда»?.. Где раздобыл?
— Это уже мое дело. Не перевелись еще на свете добрые люди.
— Можно, я пробегу хоть одним глазком?
— Забирай насовсем. Я до последней буковки прочел. Только смотри, чтобы следов потом не нашли, сам понимаешь, Буйвол, не малое дитя. — Косой подмигнул Леониду и ушел.
— Хлопцы! — обратился Леонид к товарищам, усевшимся поодаль. — «Правда»! Наша «Правда»…
Вмиг около железной печки собралось с полсотни пленных.
— От какого числа?
— Сводка напечатана?
— Читай погромче, нам совсем не слышно!
— Не шумите-ка, хлопцы!
— …«Части Ленинградского фронта после ожесточенных уличных боев оставили колыбель Великой Октябрьской революции город Ленинград и…»
— Ленинград?!
— Немцы, стало быть, правду говорят.
— Да тихо вы, не мешайте! Читай, Колесников.
— …«После оборонительных боев, в которых наши воины героически защищали каждую улицу и каждый дом, наша армия отступила по стратегическим соображениям за Волгу и закрепилась на левом берегу».
— Значит, и Сталинград отдали…
— В таком разе…
— Не галдите. Колесников, выйди-ка вперед.
— …«Отражают атаки противника в предместьях Баку…»
— Баку… Баку… — Было слышно, как кто-то громко всхлипнул.
— Чего замолчал, Колесников? Скажи, а про Москву там ничего нет, что ли?
— Есть… — сказал Леонид едва слышно.
— Так читай же! Как там, цела она?
— Цела-то цела, но…
— Ну, чего ты мямлишь, будто кашу во рту варишь? Погромче читай.
— Написано, что враг круглые сутки бомбит Москву. Массированные налеты.
— А Сталин где? Сталин? Что о нем пишут? — Не видать про Сталина.
— Посмотри-ка внизу, где газета-то напечатана, в Москве или?..
— Сейчас скажу. — Леонид переворачивает газету, смотрит внизу четвертой страницы: — Типография газеты «Волжская правда»… Куйбышев.
— Неужели?
— А чья это газета? Откуда она взялась? Может…
Тем временем в барак влетел Косой, проворно вырвал газету из рук Леонида и сунул в горящую печку.
Зепп стоял в раме дверей, словно бы пригнувшись для прыжка. Раздался грозный окрик:
— Косой!
— Есть! — Косой со всех ног бросился к начальнику.
До появления в бараке обер-лейтенанта кое-кто еще сомневался, что это в самом деле наша «Правда», кое-кто и совсем не верил в подлинность газеты, считал ее геббельсовской уткой. Но перепуганный Косой и стремительность, с которой он бросил ту газету в печку, не оставили места для недоверия. Ясно, что он передал им настоящую «Правду»..
Тогда-то вот и пришло отчаяние, которого так страшился Леонид. Ни тяжелая работа, ни голодный паек, ни даже смертельная болезнь — ничто не могло так придавить людей. Опустились руки у самых стойких, а те, кто по природе своей был нытиком, сникли окончательно. Ишутина, казалось, уже ничем не прошибешь, но и он словно с цепи сорвался, не соображает, что делает, что говорит, того и гляди с кулаками кинется на немцев. А когда товарищи пытаются урезонить его, он и на них набрасывается с похабной руганью. А то и замахнется: уйдите, дескать, не трогайте, не лезьте, теперь, мол, мне небо с овчинку.
Ильгужа тает на глазах. У него отняли единственную его утеху — письма жены. Когда привезли их в Раквере, забрали все до последней пуговицы, сложили в кучу и сожгли. Пеплом развеялись письма Зайнаб, только в сокровенном уголке сердца хранились слова, написанные в порыве искреннего, негасимого чувства. А газета, которую подсунул Косой, словно бы всю душу ему наизнанку вывернула. И от Сталинграда, и от Москвы далеко еще до его родного Урала, но как может Урал жить без Москвы?..
Всю ночку ту не спал, кряхтел и сопел носом Дрожжак. Он в Сталинграде родился, рос, рыбкой шустрой резвясь в могучей Волге, а на СТЗ впервые взял в руки молот… Отдать Сталинград — все равно что сердце живьем вынуть из груди. Утром его перехватили, когда он возился, прилаживая петлю на шею.
Все забылось: болезни, голод, тоска по дому. Пленные присмирели, поменьшели ростом. Лишь одна мысль, одно слово судорогой сводило сердце: «Родина… Неужто так и не хватило сил? Нет… Ведь и за Волгой наша земля. Есть Урал, Сибирь, Средняя Азия…»