А вот и мои ЗАОЧНИЦЫ.
И обе — Алки. Поэтому я зову их: Алки-Виртуалки.
Я обхожусь без «покорителя водных глубин». И без гидрака на фоне заката. Но по мозгам проехаться могу (благо, коляска тут не нужна!).
Первая Алка (по ее словам) — плод несчастной любви португальского дофина и тайской принцессы. Сейчас ее прячут в деревне под Самарой (во избежание международного конфликта). У этой Алки на аватарке — белый слон (тяготеет, значит, к Азии, к маманьке). На одной из фоток — пятилетняя замарашка с прутиком, гусей пасет. А рядом, на лавочке, дремлет подуставшая бабка (неужто — охрана?).
Сейчас она подросла, эта Алка, готовится к великому будущему: изучает «кучу иностранных языков», поэтому на временно-родном пишет с ошибками. Простим…
Я для нее — Быстроногий Олень из племени Чероки. Племя турнуло меня из резервации, выдав ружье и лошадь. Прячусь в Большом Каньоне. Выстроил вигвам; шью мокасины; играю на банджо — кажется, все? Да, мой отец, известный лекарь, умер от горя. Мать — могучая, как сосна, белая скво — то же порядком настрадалась. Просит забрать ее, потому что я — родной и единственный.
А я все шью мокасины. Вот они тут: на аватарке.
Вторую Алку никто не похищал: у нее — другой пунктик.
По ее словам, она — прирожденная экстремалка.
Вот она — альпинистка (неясная фигура на фоне горы); вот она уже с акулами — и они ее любят. А вот еще — сигает на тросе в гигантскую пропасть (вид со спины), а вот еще в пустыне (одна ладошка со скарабеем).
Еще был необитаемый остров посреди океана (кто ее там снимал, Пятница?); айсберг — она и там по льду гуляла; пока не очутилась дрессировщицей в цирке (пожалуйста: вот он лев — на аватарке).
Я сразу подстроился. Стеснительный «ботаник»: и в дождь и в жару — зонтик! Мечтаю откосить от армии. В море захожу только в шапочке, спасжилете и, на всякий случай, с надувным утенком. Еще я боюсь мышей, пауков и хулиганов. Делаю утреннюю зарядку, но только дома. Хулиганы — они повсюду!. Могут даже с утра догнать (после разврата в ночном клубе).
Вторая Алка сразу «купилась»: «Надо сделать из тебя мужика!..»
(Вообще-то не мешало бы…)
«Это просто», пишет она. «Утром встал — и скажи, что все можешь!».
…Вот тут мы с Лехой ее и подловили.
— Она — дэцэпэшка, — сказал Шампур.
«Может, даже спинальница… — », подумал я. Только безнадежники веруют, что их проблема — в болезни, а всех прочих — в лени.
Кроме двух Алок, у меня еще есть одна ЗАЗНОБА. Но это — не для Шампура.
Айше… Она — в реале.
(И сейчас я на нее смотрю только снизу вверх. Так древние на Луну молились.)
…Прогулка с Лехой, как всегда, вылилась в бестолковое шатание — сначала по Дувановской, ведущей к морю, затем по самой набережной, забитой курортным людом.
В своей гавайской рубахе Леха был неотразим (даром, что в коляске). Его это вовсе никогда не смущало.
Сейчас он мне опять лил в уши знакомую лабуду — насчет своего отца. Этот его отец, как я понял, давно слинял, когда с новеньким сыном стало все «ясно». Да многие отцы такие…Как только засекут, что пацан в футбол гонять не будет, — так сразу и вспоминают: кто — о том, что мир велик, а кто — о конкретной исторической родине. Дома этому дураку втемяшили, что папаша — чистокровный грек; Шампуридиадис …плыть не всплыть! Что дико он переживает, и уехал к богатой родне в Салоники: на заработки. Так что учи, сынок, греческий — и папашка там нахватается.
Что интересно — подарки «оттуда» прибывали регулярно. И письмецо прилагалось: всегда уже раскрытое. Там папашка писал, что скоро будет дома, греки — жуткие бюрократы; андыо, сынок, по нашему — «до свиданья»! Мы с Лехой — одного года и родились в один месяц. Только он — на неделю раньше. Но когда мы выбираемся из дома, Шампур у нас — всегда именинник!.. Как-то раз, случайно, я заловил почтальонку Зину в Уютном переулке; «Вот, — сказал я. — Теть Зина, если честно — вы же друг нашей семьи! Вы и нам посылки доставляете…Неужели, к Шампурам действительно что-то из самой Греции приплывает?».
И усмехнулась она как-то странно.
— Не тебе завидовать, Кузнецов! — Это она намекнула, что — как бы там ни было, у меня родителей полный комплект, а Лехина мать умерла в родзале.
А я — не завидовал. Просто Лехина бабушка всегда предъявляла посылку в раскуроченном виде: «таможня у нас — жуткая!». Ага…
Поскольку и мои предки и его «греческий папаша» были на заработках, мы с Лехой считали себя чуть ли не сводными братьями. Правда, мои все-таки появлялись иногда (занимая мою жилплощадь). А у Лехи в этом смысле дела шли туго: там и праздновать-то негде было…Низенький, перекошенный от старости домишко с самодельным, «народным пандусом» из случайных досок. Зато никто и не суется в его каморку. А самое главное — никаких близких соседей.