Они въезжают в Бостон к одиннадцати утра. Дождь в городе прошел и закончился, оставив после себя свежесть и холод, а также огромные лужи, которые вздымаются, будто воды моря под колесами машин. Они проезжают по мосту, металлические балки над ними скрывают небо. Город Бостон, уютный и строгий одновременно, встречает их аккуратными высотными домами, башнями бизнес-центров, нарочито неброскими и скромными, как и полагается постройкам Новой Англии.
- Ты знаешь, к кому мы едем?
- Знаю, - кивает Айслинн. - К одной современной колдунье, чье Слово - Информация. Я никогда не видела ее прежде, однако слышала о ней. В своем деле она - легенда, занимается поиском по информационным каналам, однако сама немного со странностями.
- И как зовут твою легенду?
Айслинн протягивает руку к бардачку, безошибочно определяя, что у Калеба есть здесь блокнот и ручка. Она пишет на листке, не отвлекаясь от дороги, вслепую огромный ряд нулей и единиц, перемешанных друг с другом.
- Что это?
- Так она себя называет. Я запомнила это на случай, если она мне понадобится. Это бинарный код. Я ничего в этом не понимаю.
- Ты хотя бы знаешь название.
- А я ведь старше тебя, Калеб. Есть над чем задуматься.
Бостон: оранжевый, коричневый, серый и бордовый, весь в теплых, несвойственных остальной Америке цветах, впускает их все дальше в свое нутро. Район, который им нужен, благополучным не назовешь. Крепкие кирпичные дома, оснащенные хлипкими пожарными лестницами, тесно стоят, прижавшись друг к другу. Некоторые из них обещают постель и завтрак, некоторые горят вывесками магазинов для взрослых или супермаркетов.
Они поднимаются в один из таких домов, ничем не отличающийся от остальных, и Калеб думает, надо же, вот здесь решится судьба человечества. Заплеванный подъезд, тусклые лампочки и запах сырого камня, вот что встречает Калеба на пороге его судьбы.
- Ты хотя бы знаешь, в какой она живет квартире?
- На чердаке, мой дорогой. По крайней мере, так про нее говорят. Она работает на чердаке.
- А что еще про нее говорят?
- Что она почти Вознеслась.
Они поднимаются по лестнице на последний этаж, а потом, оттуда, на чердак. Калеб ожидает увидеть, может быть, кого-нибудь вроде маленькой сумасшедшей бездомной в грязном, замусоренном помещении.
Но то, что он видит, поражает Калеба куда глубже, в самое сердце, своей чуждостью и странностью. Весь чердак оплетен проводами, уходящими к каким-нибудь устройствам. Ни одно из этих устройств не работает, по крайней мере, с виду, все они выдают ошибки - на экранах телевизоров белый шум, синие экраны компьютеров так же не внушают надежды, все электронные часы показывают лишь прочерки.
Ошибки, ошибки, везде ошибки, и отовсюду провода, образующие причудливую сеть, стремятся к фигуре в центре. Тоненькая, неопределенного возраста девушка в подросткового вида пижамке висит, удерживая хрупкое равновесие на этих проводах.
Калеб подходит ближе к ней, рассматривает ее лицо. Глаза у девушки открыты, но взгляд совершенно слепой, лишенный какой бы то ни было разумной мысли.
- Она точно та, кто нам нужна?
- Определенно, Калеб, - говорит Айслинн. - Посмотри на нее. Полагаю, она вполне похожа на ведьму, путешествующую в медиамире.
Калеб оттягивает воротник на ее пижамке, видит край шрама. По крайней мере, эта девчушка точно колдунья. Девушка никак не реагирует на его прикосновения, будто находится в коме.
Айслинн проходится между разнообразными приборами, останавливается напротив девушки и Калеба, а потом начинает цифру за цифрой называть то, что написала как имя девушки на листе бумаги в машине.
Когда Айслинн называет все цифры до одной, девушка дергается, будто приходит в себя. Хрупкое равновесие нарушается, и провода выскальзывают из-под ее кожи, она падает, некрасиво и неловко.
Приподняв голову от пола, она некоторое время пытается сфокусировать взгляд, потом говорит:
- Калеб Мэйсон, телеевангелист. Выступает в общей сложности пять лет. Ведет колонку в газете правого толка, издал мемуары. Последнее интервью - три месяца назад в журнале "Христианский День". Относит себя к баптистам, имеет ярко выраженные милленаристкие настроения.