- Вы в сознании, госпожа Ригер?
- Амалия, - говорит она хрипло. - Можешь так меня и называть.
- Хорошо, - покладисто соглашается Франц. - Как пожелаете, Амалия. Итак, вы имеете представление о том, в чем вас обвиняют?
Амалия смеется, совершенно по-ведьменски, и Франц видит, как из-под расстегнутого воротника ее больничной рубашки показывается шрам. Франц полагает ее смех отрицательным ответом и говорит:
- Вы обвиняетесь в преступлениях против психического здоровья людей. Используя магию вашего Слова, предположительно оно означает Безумие, вы оказывали услуги по психической дестабилизации людей.
Иными словами Амалия Ригер сводила людей с ума за деньги. В списке ее жертв значится сто тридцать семь человек за последние десять лет. Богатые наследники, опостылевшие мужья, не желающие умирать, оставив наследство старики, конкуренты и враги.
Люди, не желавшие марать руки убийством, платили ей деньги за то, чтобы Амалия творила с жертвами что-то гораздо хуже, чем смерть.
Амалия слушает его слова, как музыку, а может она и слушает музыку, которую не слышит никто больше. Слово ведь никогда не дается просто так.
- Сделала так, - говорит Амалия, наконец. - И сделаю так еще раз. К примеру, с тобой.
Ее голос, по-женски сладкий, вдруг меняется, становится резким и больным.
- Почему он ходит за тобой? - спрашивает она, севшим голосом. - Откуда он здесь?
Франц оглядывается и видит неясное, промелькнувшее перед глазами движение, передергивает плечами, стараясь отогнать ощущение дезориентации, на секунду его накрывшее. Видимо, яд не подействовал полностью, пока что. Впрочем, если бы он не подействовал вовсе, вряд ли Франц оставался бы в здравом сознании.
- Амалия, - говорит Франц. - Вы не можете колдовать. Действие лекарства продлится около шести часов. Если понадобится, мы введем вам еще.
Глаза у нее тогда впервые кажутся испуганными, становятся глазами загнанного зверька.
- Что? - шепчет она. - Господи.
Про себя иначе как ядом, Франц эту формулу не называет. Он не представляет, что может быть чудовищнее, чем запретить колдуну использовать магию. Хорошо, что большинство заключенных этого заслуживают. Большинство, но не все.
Амалия тут же становится серьезной. Облизнув губы, она говорит:
- Я старая, я скоро умру, - но ни в голосе ее, ни в глазах нет ничего от восьмидесяти семи лет или сколько там ей. Старые ведьмы и колдуны не узнают старости по-настоящему, если получили магию, будучи молодыми.
Кроме того, она понятия не имеет, что Франц намного старше нее, он улыбается.
- Не от этого. Совершенно безвредное лекарство, поверьте.
- Ты же колдун, как и я, ты можешь себе представить, что значит не чувствовать магию? - в голосе ее сквозит отчаяние. Наверное, яд, наконец, достиг максимальной концентрации в крови. Франц пробовал его на себе: похоже на паралич, но парализует нечто гораздо более важное, чем тело. Душу.
Машинально Франц касается шрама, чувствуя его даже сквозь ткань халата и рубашки.
- Я не буду вас допрашивать, Амалия. Я всего лишь фармацевт, а не следователь.
Скорее всего, Франц встретит ее еще раз, чтобы снова ввести яд. В третий раз он увидит ее мертвой, и ему нужно будет избавиться от тела с помощью химикатов.
Раздается мягкий перезвон, сигнализирующий о том, что прибыл следователь. Франц привычным движением поворачивает голову, смотрит в экран компьютера на столе, выводящий снимки с камеры наблюдения. За дверью стоит Элиза, молодая девушка лет девятнадцати, истинный возраст которой колеблется между пятидесятью и сорока годами.
Франц вводит код, открывая дверь. Вечно закрытые двери, камеры, коды и пароли - вот во что превратилась его жизнь.
- Добрый день, Франц, - говорит Элиза. Она безупречно вежлива и безупречно одета, ее каштановые волосы убраны в аккуратный хвост. Элиза одна из лучших следователей, хотя ее Слово не Правда и не Честность, даже не Знание, ее Слово - Боль.
Им нужно выяснить не состав преступления, а каналы, по которым заказчики выходили на Амалию Ригер, и для этого вовсе не обязательно вытягивать из нее цельный нарратив. Достаточно будет имен.
- Будь так любезен, введи ей лекарство, понижающее чувствительность нервных окончаний. Госпожа Ригер довольно преклонного возраста, боюсь, ее магия может не выдержать, тем более в таком состоянии, - говорит Элиза. Она снимает пиджак и надевает латексные перчатки. Однажды Франц видел Элизу за работой - она погружает пальцы прямо в тело, не оставляя после видимых ран.