Ливии досталось Слово Дух. Она могла призывать и находить духов. Не только призраков, но и сущности вещей, животных - эгрегоры. Разумеется, те не были разумны, зато им можно было приказывать. Ливия могла, к примеру, приказать эгрегору двери не открываться незнакомым. С призраками людей такие вещи сделать было нельзя, у них были разум и воля, однако когда Ливия работала вместе со своим братом Гуннаром, они могли подчинить призрака совместными усилиями.
Сама же Ливия предпочитала с призраками договариваться. Ее интересовали знания, древние книги, которые можно было найти. Она искала у призраков сведения об их местонахождении и содержании, а в обмен предлагала завершить их земные дела.
Еще иногда она загоняла особенно зловредных духов обратно в могилы, называя это разминкой.
В Москве Ливия тоже оказалась благодаря призраку. Дух какого-то академика, изучавшего древние манускрипты и помогавшего ей в поисках, пустил ее жить к себе в квартиру, прежде пустовавшую оттого, что он донимал всякого живущего. Призрак пустил ее в обмен на доступ к ее коллекции. Ливия называла его Андрей Андреевич и говорила, что он почитывает книги на досуге, принимая это в качестве квартплаты. Артем лично его никогда не видел, однако Ливии доверял.
Словом, они пили чай, и Ливия рассказывала историю своей жизни, а Артем слушал, раскрыв рот. Наконец, закончив своей рассказ, Ливия спросила:
- Так что, Артем? Если этот опус не отвратил тебя от перспективы так же скучно прожить следующую тысячу лет, ты готов?
- Готов, - сказал Артем. - Я всю жизнь был готов!
- Предупреждаю, у меня никогда не было учеников.
- Не думаю, что ты окажешься плохим Учителем.
- Может дело в том, что ты вообще не думаешь, а не в моих положительных качествах, - сказала Ливия, ее монотонный, печальный голос скакнул чуть выше, будто внутри нее вдруг проснулись радость и страх одновременно. - Кроме того, пол потом помоешь сам.
- Помою! Всегда потом буду его мыть! - сказал Артем нетерпеливо.
Они пошли в ванную, разумеется, потому что ее драгоценных книг там не было. Артем лег и посмотрел на голую электрическую лампочку, болтающуюся на потолке. И вдруг его продрал страх. Вдруг Ливия просто сумасшедшая маньячка, которая его убьет? Просто убьет, и так все закончится.
Ливия стояла над ним, глаза у нее были грустные-грустные, будто бы она заранее извинялась. В руке она сжимала кухонный нож.
Артема вдруг ужаснула мысль о глупой смерти в старой советской квартире от руки шизофренички, которой он сам доверился. А еще больше его ужаснула мысль, что он никогда не допускал, что все, что Ливия говорила ему - ее бред или обман.
Артем привстал, начал:
- Слушай, а доказательства у тебя есть?
- Сейчас увидишь, - сказала она печально и всадила нож ему в грудь глубоко и резко. Боль была страшной, как и вкус крови во рту, но все быстро прошло, сменившись сном, в котором Ливия, чьи руки были привычнее к книгам и пергаментам, чем к потрошению людей, неловко вскрывала его грудную клетку, разбрызгивая кровь по стенам и даже потолку.
Вытащив сердце, Ливия положила его в раковину, а потом руками, грязными от крови, залезла в рану, и картинка исчезла.
А вместо нее пришло ощущение, какое бывает на американских горках. Перед ним проносились города и страны, события, феномены - само время проносилось перед ним. Быстро-быстро скакало вокруг все, что когда-либо было и будет, а история завершалась и начиналась снова и снова.
Ощущение легкости одолевало его, казалось, он летает над миром, обозревая его сверху. И видно ему все-все, что ни есть в этом огромном и удивительном мире.
А потом ощущение стало исчезать, и как Артем ни хватался за него, удержаться не получалось. Последним осколком этого рая, было что-то яркое и горячее, что обожгло его язык и нутро. Хотя нет, обожгло - не то ощущение, не то слово. Артем так и не понял, что чувствует, хотя запомнил идеально.
Он знал, будто бы всегда, что он - Пламя.
Прежде, чем открыть глаза Артем почувствовал во рту что-то горькое. Ливия стояла на коленях, бледная больше обычного, готовая, казалось, плакать от усталости, и поила его чем-то травяным и горьким из чашки.
Артем нащупал рану на груди и понял, что она зарастает. Ощущение было забавное и очень странное. Наконец, когда под пальцами стал ощущаться только шрам, Артем перехватил чашку и допил ее содержимое сам.