- Нет! - Альбрехт примирительно поднимает руки.
Еще некоторое время они идут вместе, и Габи чувствует нарастающую неловкость. Она почти рада, когда Альбрехт сворачивает на Арпад хид. И в то же время очень грустит, вдруг Альбрехт прав, она не вернется, а расстались они неприятно и нехорошо.
На прощание Альбрехт целует ее в щеку, и Габи говорит ему:
- Я тебе позвоню!
- А то, как же, - говорит Альбрехт неопределенно.
Габи смотрит ему вслед, пока он не заходит в метро. Отчего-то ей становится очень тоскливо, и Раду, почувствовав это, обнимает ее.
- Мне ужасно нравится то, что ты делаешь, - говорит Раду.
Габи знает, что говорит он совершенно искреннее. По крайней мере, Габи помнит, как он радовался у нее в голове, находясь в Лхасе. Орал, что спектакль - восторг, когда посмотрел его в ее мыслях.
- Не дает революция искупления без всеобщего совокупления!
- Это-то ты запомнил.
Он поправляет венок на ее голове, заботливым, естественным движением, и тогда Габи, наконец, спрашивает:
- Чего хочет Шаул?
- Этого, моя радость, никто знать не может.
У станции Лехель тер их ждет джип Мерседес с выбитым стеклом со стороны водителя.
- Выглядит довольно подозрительно, - говорит Габи. - Как твоя молдавская морда.
- Да, поэтому, давай-ка быстро убираться из Венгрии, пока меня не схватили, как нелегального иммигранта.
В машине на заднем сиденье их ждет Кристания. Она что-то яростно подчеркивает в учебнике по физиологии, грызет карандаш. Когда Габи занимает место рядом с водителем и оборачивается к ней, Кристания поднимает свои прозрачные, чуточку безумные глаза.
- Сестрица, Учитель, кажется, я все придумала. Смерть, это просто резкий скачок энтропии, и он теоретически обратим, как и любой беспорядок, который...
Кристания не договаривает, принимается яростно что-то писать прямо в учебнике.
- Девочки, может кто-нибудь скажет мне, почему у нас нет единой научной цели?
- Потому что, - говорит Габи. - Лиотар провозгласил смерть великих нарративов.
Раду давит на газ, и машина трогается резко, так что Габи едва не ударяется лбом о бардачок. Открыв его, она обнаруживает внутри сигареты, склоняется к прикуривателю и затягивается, закрыв глаза. Раду берет сигарету из пачки, мягко тянет Габи за волосы и подкуривает от ее сигареты.
- Фу, - говорит Кристания веско. - Я хотела сказать откройте окно, но окна больше нет.
И вдруг на Габи накатывает ощущение путешествия. Они уезжают из Будапешта навстречу долгой ночи. Габи понимает, что нет ничего, что удерживало бы ее в Венгрии, все, что ей дорого с ней - ее Раду, ее Кристания, ее иллюзии.
Ощущение это, неожиданное и резкое, дарит ее невероятную свободу. Ночной Будапешт проносится мимо, сияют и уходят его огни, лентой летит Дунай. Когда они выезжают из города, Габи вдруг, сама от себя не ожидая, открывает окно и кричит. Никаких слов у нее не выходит, только бессловесная радость.
Раду, она знает, улыбается, а Кристания пинает ее сиденье и смеется.
- Заткнись, Габи, - поет Кристания. - Га-а-аби, заткнись!
А Раду сигналит, чтобы поддержать всеобщий хаос.
Мимо проносятся машины, и всем плевать на то, какой цельной и свободной Габи чувствует себя сейчас.
- Может дело в Атилле, легендарном предке моего народа, но оседлая жизнь не для меня, - говорит она, наконец, накричавшись. Голос у нее становится хриплым, как от простуды. Кристания фыркает и снова возвращается к учебнику по физиологии. Но через некоторое время говорит, будто в голове ее началась и завершилась какая-то длинная логическая цепочка.
- И не для меня.
- А у тебя есть какое-нибудь оправдание?
- Оправдания для слабаков, - говорит Кристания.
И Раду вдавливает педаль газа в пол. По ночной дороге они несутся так быстро, как только могут, и ветер поет свои звучные песни у Габи в ушах.
- Кстати, кто-нибудь рад, что мы увидим Гуннара? - спрашивает вдруг Раду, и Кристания с Габи одновременно визжат:
- К черту Гуннара!
Габи даже запускает руку в карман и швыряет в Раду горсткой конфет.
- Есть вещи, о которых не говорят в приличном обществе! Фу! Фу! Где вас воспитывали, господин? Неужели в хлеву?
В какой-то момент Габи кажется, будто это не они несутся мимо Венгрии, а Венгрия несется мимо них, убегая на запад, назад. Раду рассказывает им о Тибете, о высоких горах и Лхасе, короне Тибета, в которой сияет бриллиант дворца Потала.