Воздух уходит из легких, и Калеб не может вдохнуть. Кожу на шее жжет, Калебу хочется кричать, но из горла выходит лишь слабый хрип, ноги у него дергаются, в голове будто бы засела сотня раскаленных игл.
Айслинн стоит внизу и улыбается, а потом щелкает пальцами, срывая цепь вместе с ветвью, к которой она привязана. Ветка ударяет Калеба по спине, когда он сваливается на землю. Несколько минут Калеб скребет ногтями темную, гнилостную почву, пытаясь вдохнуть. Айслинн стоит над ним, он видит, что ее чулки порваны, а ноги изранены.
- Вот что они чувствовали, дорогой. Вот что чувствовала она. В конце концов, ты бы от этого не умер.
Калеб ощупывает горло, на пальцах остается кровь, он чувствует под ними мясо.
- Что...
- Пташки моего брата источают из-под когтей яд, разъедающий живую плоть. Так они охотятся. Не переживай, Раду тебя вылечит. Если, конечно, он уже там.
- Зачем ты это сделала? - рявкает Калеб.
- Я сделала это девятьсот лет назад для того, чтобы защитить свой дом. Люди обычно не боятся виселиц, не будучи осужденными, к примеру, за ведьмовство. Вряд ли наши незваные гости стали бы обходить цепь, даже не достающую до их головы, если бы вообще ее заметили. Это ловушка, мой милый. Силок для охотников на ведьм.
Калеб поднимается, шея у него болит и кровоточит. Впрочем, если бы он мог умереть, он бы давно был мертв. Они идут дальше, и Калеб, снова наступив куда-то не туда, едва не проваливается в яму, откуда, будто ряд оскаленных зубов, торчат ржавые металлические колья.
После этого Айслинн берет его за руку и ведет за собой шаг в шаг. Тут и там Калеб видит человеческие кости - размозженные чем-то тяжелым, пришпиленные к земле, висящие на ветвях. Они больше не кажутся ему пародийными и бутафорскими.
Но как только Калеб видит дерево, все в золотых листьях, увешанное человеческими черепами, он снова вспоминает про Хэллоуин. В разверстых ртах черепов горят алые огоньки. Будто языки, они высовываются иногда между зубами и снова прячутся обратно.
Калебу так и представляются танцующие вокруг этого дерева детишки в карнавальных костюмах, верещащие: сладость или гадость! Золотые листья должны падать на них сверху, оседая в сумках с угощениями. К часу ночи все расходятся домой и объедаются яблоками в карамели, а пластиковые черепа следующим утром, в День Всех Святых, снимает школьный сторож.
- Что это? - спрашивает Калеб.
- Колдовское дерево, мой дорогой. Символ нашего владения здесь. Смотри, оно приветствует нас. Если огоньки уже загорелись, значит в сборе почти все.
Когда они проходят мимо, Калеб слышит неясный, тихий и разноголосый плач.
Они выходят на поляну, залитую луной. Ночь уже вступила в полную силу, хотя, Калеб уверен, нет и десяти вечера. На поляне пасутся то ли жуки, похожие на коров, то ли коровы, похожие на жуков.
Калеб вскидывает бровь, а потом вдруг начинает смеяться. И смеется до тех пор, пока не видит трупы волков, которые эти коровы пожирают вместо травы. Одно из милых животных флегматично хрустит костями.
Айслинн походя, гладит одну из коров, и та прядает ухом со смесью доброжелательности и лени. Они выходят к мосту, перекинутому через ров.
- Это тоже сделала я, - говорит Айслинн с гордостью. Ров зияет, как распоротая глотка. Ради интереса Калеб достает из кармана новенький, сияющий дайм и щелчком отправляет вниз. Дайм пропадает, так и не достигнув дна или, может быть, дно так далеко, что оттуда не доходит даже звук.
На мосту Айслинн оставляет следы крови из своих израненных ног, как Русалочка в сказке. Где-то на середине пути Айслинн достает из сумочки туфли и снова надевает их. Калеб поостерегся бы идти на таких каблуках по мосту над самой бездной, над дырой в мироздании, но Айслинн умеет летать.
Руины Калеб рассматривает без интереса. Он идет в то, что осталось от главного зала замка вслед за Айслинн. Лунный свет, льющийся из провала в стене, играется с ведовскими знаками, изображенными на полу. Айслинн спускается вниз по щербатой, и, Калеб думает об этом не без злорадства, совсем не приспособленной для ее каблуков, лестнице. Разумеется, очередной камень крошится под ее ногой, и Айслинн летит вниз, издав при этом пару грязных ругательств. Кто-то, невидимый Калебу в темноте, подхватывает ее, и Калеб слышит смех Айслинн.
Спустившись, он видит двоих мужчин, совершенно непохожих. Серьезного, хорошо одетого скандинава и сутенерского вида чернявого местного. Они оба удерживают Айслинн, и Калеб чувствует прилив ревности, неожиданный, а оттого острый.