- Братья, - говорит Айслинн, выпрямляясь, и Калеб видит в ее лице такую нежность и спокойствие, каких ни разу не видел прежде. Она целует в щеку сначала одного, потом другого, и выражения лиц у обоих мужчин будто бы смягчаются. Айслинн некоторое время смотрит на них по очереди, будто не может наглядеться, а потом говорит мягко, спокойно.
- Калеб, милый, - говорит она. - Это мои братья, Раду и Гуннар.
И без паузы продолжает:
- Гуннар, Раду, а это мой ученик, Калеб Мэйсон. Бывший охотник на ведьм.
Лицо у блондина, Гуннара, становится в момент жестким и собранным. Он кивает Калебу, и Калеб замечает, как Гуннар сжимает руку в кожаной перчатке. Второй мужчина, Раду наоборот широко оскаливается, тянет:
- Надеюсь, тебе нравится в кабале, малыш? - голос у него мягкий, напевный.
- Уже привык, - говорит Калеб.
- Раду, твои птички немного поранили его шею, ты не мог бы...
Раду пожимает плечами, берет серп, висящий у него на поясе, и взрезает себе ладонь почти до кости, даже не поморщившись. Прежде, чем Калеб успевает, что-либо сделать, Раду берет его за горло. Но вместо боли или удушья, по телу разливается тепло. Когда Раду отнимает руку, под теплой кровью, оставленной им, Калеб не обнаруживает больше открытого мяса.
- Спасибо, - говорит он искренне.
- Мы с братьями пройдемся, Калеб, и поговорим.
- Наши ученики, - говорит Гуннар, и голос у него оказывается механический, почти лишенный интонаций. - Перебрались в библиотеку. Ближе к концу коридора.
Калеб пропускает их наверх, в зал, а сам спускается вниз. Коридор длинный и ничем не освещенный, пробирается Калеб почти наощупь, особенно когда остатки лунного света исчезают позади. Он еще слышит мягкий смех Айслинн, голос Раду и чеканные шаги Гуннара, но ощущения у него такие, будто он остался совершенно один.
Калеб идет вперед и коридор из-за темноты кажется ему бесконечным. Через минуту, которая ощущается годом, у него за спиной раздается скрип. Одна из дверей, которую он уже прошел, открывается и из-за нее выглядывает девочка, которой Калеб не дал бы и семнадцати. По крайней мере, в такой темноте. У нее смешное, милое лицо и две длинные тяжелые косы, которые метут пол, когда она свешивает голову набок.
- Привет, - говорит она. - Ты, наверное, нас ищешь. Или случайно сюда зашел, тогда сегодня не твой день. Но не переживай, Жак Лакан постулирует, что единственная проблема личности в утрате универсальности сознания и невозможности увидеть самого себя.
Девочка цепко хватает его за руку, говорит:
- Я - Габи, ученица Раду.
Она тянет его в помещение, возможно, когда-то и бывшее библиотекой, но теперь оставленное без единой книги. От библиотеки остались только полки, уставившиеся в пустоту да скамьи между ними. Помещение большое и холодное. Калеб видит еще двоих людей: высокую девушку с прозрачными, мечтательными глазами и нервного, очень исхудавшего парня в строгих очках, которые он все время поправляет.
Парень и девушка увлеченно болтают о чем-то заумном, что, если прислушаться, напоминает органическую химию.
- Это Кристания, моя сестрица и Франц, ученик Гуннара. Иными словами, познакомься со своими кузинами и кузеном, - говорит Габи, тон у нее дружелюбный, что подозрительно для ведьмы.
Ах да, Калеб и сам колдун.
- Потрясающе, - говорит Калеб. - И как же мне могло так повезти, а?
Глава 8
Ритуал готов к полуночи. К тому времени, как Артем, наконец, все понимает, никуда ему уже не хочется, зато Ливия полна энтузиазма. Она говорит:
- Я очень горжусь тем, что нашла этот ритуал. У него ассирийские корни, я вызнала его у старого колдуна из Ирака. Возможно, я последняя, кто знает этот ритуал.
- У тебя дурной характер. Зачем ты скрываешь такие полезные вещи? - спрашивает Артем.
Ливия вздергивает нос, потом берет листок и перечитывает инкантации, которые Артем записывал, чтобы выучить.
- Все правильно, - говорит она. - А ритуал этот вряд ли пойдет в широкое употребление. Он требует использования солей из мочи быка.
- Что?
- Бык - священное животное ассирийцев, они не видели в этом ничего странного. Ты готов?
- Я готов, - отвечает Артем, снова ощущая в себе радость от предстоящего путешествия. Лицо у него при этом, наверняка, скорее по-детски нетерпеливое, чем выражающее готовность и ответственность.