Молчит и Раду. Дождь барабанит в окна, рассвет уже блестит на горизонте, но все еще медлит, не готовый начать новый день. Габи хочет поспать, но не может. Она закрывает глаза, и перед ее внутренним взором начинают танцевать шоколадные батончики, кексы, печенья и пончики. Вот, значит, думает Габи, что тебя, дура волнует. Кто будет делать эти чудесные шоколадки с нугой и орехами?
Дура, дура, дурочка. Все уже для себя решила?
Габи носом касается шеи Раду, вдыхает исходящий от него запах, крепче его обнимает.
- Я не хочу умирать, - говорит она. И эхом отвечает Кристания:
- Я тоже.
Раду некоторое время молчит, и Габи даже думает, что он заснул. Его лихорадочное тепло успокаивает и ее саму. Габи, скосив взгляд, смотрит, как путешествуют по стеклу капли. Стекают вниз и исчезают навсегда, как человеческие жизни. А если взять и стереть их все рукой?
- Если мы, - вдруг говорит Раду. - Откажемся. Усилий всех остальных все равно должно хватить. Даже кого-то одного. Единственная разница будет вот в чем: мы умрем.
- Ты хочешь нас утешить? - смеется Габи, но выходит плохо. Кристания фыркает, протягивает руку и касается пальцев Габи, потом крепко берет ее за запястье. И все они втроем оказываются, будто бы связаны еще крепче, чем были пару часов назад. Хотя казалось, что крепче уже невозможно. Грустный, печальный марш дождя набирает силу.
- Мы, правда, будем играть по его правилам? - спрашивает Габи. Раду молчит, а Кристания говорит:
- По крайней мере, мы сможем жить дальше. Наслаждаясь остатками цивилизации.
- Ты тоже хочешь нас утешить? - снова смеется Габи. Она роется в кармане, находит фруктовую жвачку и берет две пластинки. Все это как-то неправильно. Габи обменялась телефонами с Францем и Артемом, приятными пареньками, которым теперь тоже предстоит уничтожать мир.
Или умереть.
В памяти ее мобильного их телефоны отмечены улыбающимися смайликами. Ее кабал, ее семья. Они совершенно зря не обсудили все вместе. После того, как Шаул отошел ко сну в теле Учителя Раду, Айслинн, Гуннара и Ливии, все долго молчали, а потом решили разойтись.
Будто им, идиотам, не о чем было поговорить. Впрочем, ведь Габи тоже не знала, что сказать. Она и сейчас не знает. Габи выдувает огромный розовый пузырь, и Кристания лопает его ногтем.
Отскребая жвачку с подбородка, Габи говорит:
- Он может убить нас? Правда?
- В любой момент. Мы уже пережили сроки своих жизней и держимся только на его желании, - говорит Раду. - Я... на Востоке я кое-что искал.
- Способ избавиться от утреннего стояка? - предполагает Габи.
- Как соблазнить любую женщину за четырнадцать секунд? - интересуется Кристания.
- Нет, девочки, ни первое, ни второе не является для меня проблемой. Я искал для нас способ сбежать от Шаула. Сбежать из мира, понимаете? Я искал возможность Воплотиться. На Востоке озабоченные достижением Нирваны люди, породили озабоченных достижением Воплощения колдунов.
Габи видит, как небо за окном начинает розоветь, медленно, будто пирожное поливают липкой глазурью, и она вязкой массой стекает вниз.
- Но, - продолжает Раду. - Все это долгий процесс. Нужно всем существованием своим воплощать Слово, которое ты несешь. И прожить свою человеческую жизнь, угаснуть, а потом возродиться. Все это путь аскетизма и сосредоточенности лишь на одном, кроме того никто не может понять, какие методы Воплощения надежны, а какие нет. Мы не имеем возможности так рисковать. Может все это и вовсе миф, как всеобщий исход в Дао, Нирвану или просто в теплые края, где всегда все хорошо и никогда не болит голова.
Габи трется щекой о его плечо, а он водит пальцами по ее скуле, другой рукой гладит Кристанию по голове.
- Кроме того, там за гранью Воплощения...
- Что? - спрашивает Кристания, перебивая его.
- Этого я не узнал, милая. Мало кто оттуда общается. Будды в Сансаре больше нет и все дела.
- То есть, - говорит Габи. - Ты рассматривал вариант сбежать от Шаула в Воплощение, но отверг его как неконструктивный?
- Рассматривал, но это ненадежный способ. Слишком рискованно ничего не достичь или достичь чего-то не того, да и в лучшем случае результат крайне неопределенный.
Говорит Раду неожиданно очень спокойно, будто все происходящее касается совершенно не их. Будто все это отвлеченная философская теория, которая ничего общего не имеет с реальностью их страшного сегодня.