- Ну и погодка, а?
- Да, - говорит Франц. - Холодает.
- Сегодня весь день еще и лило, как из ведра. Сейчас хоть небо просохло чуток.
- Да, - повторяет Франц. - Всемирный потоп отменили.
Таксист громко, хрипло смеется, Гуннар кривит тонкие губы, а Франц злорадно думает, что ему сейчас нужно хоть с кем-нибудь поговорить. И он охотно поговорит с таксистом, лишь бы не поддаваться безумию. Как бы это ни раздражало Гуннара.
Францу кажется, будто на подкорке его мозга выжжены все слова Шаула. Франц уже сотню раз проиграл в голове его монолог, и все-таки так и не смог понять - зачем? Зачем разрушать мир по совершенно безумным, бредовым причинам? В чем может быть смысл? Франц привык считать, что любое действие имеет строго определенную матрицу пользы, которая стоит за всей шелухой, которую мы называем обоснованием. Все разлагается до составляющих, как сложные химические вещества. И составляющие всегда оказываются очень простыми.
Мы работаем не для того чтобы работать, а чтобы получить деньги или реализацию собственных амбиций. Мы заводим детей не для того, чтобы завести детей, а чтобы преодолеть страх или получить самого надежного союзника. Все имеет смысл, все, что делается - делается по естественным причинам, от которых невозможно отмахнуться.
Все, что не необходимо - бессмысленно. Но зачем может быть необходимо разрушить мир?
Таксист трещит о погоде, незаметно переходя к собственным детям, а Франц думает - даже у него сейчас есть веская причина, чтобы говорить. Ему некуда выплеснуть все, что накопилось внутри, никто не слушает его. Он мог бы написать книгу, но слишком плохо владеет немецким и слишком много времени проводит на работе.
Но зачем уничтожать мир? Зачем кому-то может понадобиться война? В прошлом веке ядерная война не началась лишь потому, что не была нужна ни единому существу в мире.
Почему, Гуннар? Почему мы с тобой должны служить какому-то безумному духу?
Но Гуннар молчит и смотрит в окно, провожая взглядом ночной Берлин. Минут через пять таксист замолкает на полуслове, с секунду осоловело глядит перед собой, а потом сосредотачивается на вождении.
Да что ж ты за человек такой, Гуннар? И что теперь я буду за человек?
Впрочем, конечно, все это не может быть правдой. Какие глупости, какое разрушение мира. Франц вспоминает о Габриэлле, Кристании и Артеме, приятных и милых, думает, как они сейчас там. Что будут делать они? О чем они думают? Кажется, за пару часов, которые они вместе провели, Франц очень сильно привязался к ним. В конце концов, у него уже давным-давно не было ни друзей, ни даже близких приятелей. А здесь в считанные часы у него появились родственники. Малознакомые, но иррационально очень близкие.
Как бы он хотел подольше поговорить с ними после всего. Но Гуннар ни слова не сказав остальным, мысленно велел Францу поторапливаться. Франц едва успел обменяться телефонами с остальными.
Гуннар, Раду, Айслинн и Ливия вообще вели себя так, будто не знают друг друга. С тех пор, как Шаул закончил, они ни словом не обменялись. Наверное, так соучастники страшного преступления, начав новую жизнь, в которой неожиданно встретились друг с другом, делают вид, что они незнакомы. Франц же ни о каком преступлении даже не знал, но, хотя сын за отца не в ответе, точно так же за него расплачивается.
Как и Габриэлла, как и Кристания, как и Артем. И еще тот неразговорчивый мужчина, чьего имени Франц даже не запомнил. Но и с ним тоже Франц ощущает смутную, хоть и неприятную, близость.
Габриэлла показалась Францу очень милой. Она смешливая девочка, любящая если не приврать, то приукрасить все, что говорит, умная и хваткая, но витающая в облаках. С Кристанией сложнее, Франц и сейчас не может определить, какое ощущение она вызвала у него. С одной стороны в ней есть что-то жутковатое, противоестественное, и взгляд у нее самую малость стеклянный, странно сочетающийся с нежностью. Как у обдолбанной хиппи, так бы Артем сказал. С другой стороны, она невыразимо красива и знает химию. Будь они в чуть менее отчаянном положении, Франц, может быть, пригласил бы ее погулять. Хотя, скорее всего - нет. Не решился бы, хоть Кристания и была первой девушкой, которая понравилась ему за добрую сотню лет.
С Артемом общий язык, оказалось, найти легче легкого. Компанейский и добродушный, он сразу Францу понравился. Обмен многозначительно-непонимающими взглядами только усилил приязнь между ними. Франц и сейчас чувствует с Артемом тот странный вид связи, возникающий между растерянными людьми. Именно так когда-то Франц подружился с Эрихом, его бывшим соседом по комнате. Они ничего не понимали в устройстве университета, и все время терялись вместе.