Они идут по каменистой, заброшенной давным-давно дороге вдоль моря, и солнце бьет Артему прямо в глаза. Они уходили из Аменти так же, как пришли туда - с помощью ритуала. Но перенеслись не в Москву, а в Грецию. Ливия сказала, что ей нужно поговорить с кем-то. Очень удобно, подумал Артем, если у тебя нет Шенгенской визы. Это Ливия хорошо сделала, что выучила этот ритуал прежде, чем переехала в Россию.
И если что в Москве, что в Румынии, глубокая осень уже оставила свой отпечаток на небе и на земле, то Греция наслаждается вечным летом. Синее море с белой, пенной опушкой облизывает камни, и Артем думает, как удивительно красиво все вокруг. Пахнет, как в Крыму - кипарисами и йодом. Только море совершенно и беспримерно синее, Артем думал, что такое бывает только на обоях для рабочего стола, чтобы офисные работники не слишком тосковали.
Ветер играется с волнами, и Артему в голову приходит странная мысль, будто бы весь мир, это одно большое полотно, где даже непохожие вещи составляют часть единой композиции.
А этот Шаул предлагает взять нож и взрезать это полотно.
Артем представляет, как он берет нож, и море обнажается под лезвием, открывая кости погибших кораблей, скрытые в нем. Расходится и небо, становясь закатно-красным. Весь мир становится жалким и печальным местом, как свалка.
Они поднимаются все выше. Нигде, даже вдалеке, Артем не видит никакого города или поселка. Только каменистая почва, растущие на неприветливой земле деревья и травы и дикое, синее море.
- Где мы все-таки? - спрашивает Артем.
- Теоретически мы можем добраться до Агиос Николаоса, если тебе это что-либо говорит. Но и он находится достаточно далеко отсюда.
Подниматься не то чтобы тяжело, но утомительно. В конце концов, Артем и Ливия садятся на краю, у обрыва, где внизу их поджидают острые камни, на которые накатывает море.
Артем смотрит вниз некоторое время, а потом обнимает Ливию. Она скашивает на него взгляд, грустный, как и всегда.
- Что это с тобой?
- Хорошо, что ты даже не подумала о том, чтобы уничтожать мир. Я так и знал, что ты - самая лучшая.
Ливия молчит, а Артем думает - если бы прошло сто, а то и двести лет, и все родные его давным-давно были бы мертвы, изменился бы его ответ или нет. Все так же готов был бы он бороться и даже умереть за мир?
- Я не самая лучшая, - говорит, наконец, Ливия. Она нащупывает камушки, швыряет в море, и они с плеском исчезают в пенистой синеве. - Шаул не лгал, когда сказал, что мы все великие грешники.
- Но ты же нет. Ты-то ничего плохого не делаешь, - говорит Артем уверенно.
- Сейчас - не делаю. Но так было не всегда. Знаешь, чем я занималась с момента, как стала ведьмой и до того, как мы заключили сделку с Шаулом? Около пяти лет, пока болел мой Учитель, я искала способ переселять и расчленять души. Я думала, что это могло бы помочь Тьери. Просто переселить его в другое тело или пересадить ему кусок чужой магии с душой, которую я сумею очистить от личности носителя. Я думала, я занимаюсь правильными, хорошими вещами. Пока Раду мучал и перекраивал, даже разнимал на части человеческие и звериные тела, я делала то же самое с душами. Я была намного хуже.
- Ты ведь делала это, чтобы спасти своего Учителя, - говорит Артем неуверенно.
- Не только. Именно благодаря мне Шаул может вселяться в тела праведников. Я сделала так, чтобы он мог. Раньше он был способен являться лишь в виде духа.
Артем чувствует, как у него перехватывает дыхание.
- Что? - спрашивает он. - Это в смысле? Ты ему помогала?
Ливия отправляет в недолгий полет еще один камушек и медленно, будто бы, не будучи совсем уверенной в том, что это произошло с ней, говорит:
- Я его любила. Больше всех на свете. И он любил меня.
Любил, думает Артем, или, скорее, пытался обмануть.
- Я знаю, о чем ты думаешь, - фыркает Ливия. - И не стану тебе возражать. Он был со мной с самого моего детства. Он приходил ко мне во снах и утешал, когда отец запер меня. Он был моим единственным другом. Потом, когда у меня появилась семья, Тьери и мои братья и сестра, он продолжал являться ко мне. Я доверяла ему, как никому и никогда больше. Я искала для него способ оказаться в человеческом теле, чтобы мы могли быть вместе. Мы любили друг друга. Даже мое Слово было предопределено любовью к нему. И из-за этой любви я подвергла опасности свою семью. Он предложил мне помощь, когда Тьери оказался на грани смерти, и не было больше никакой надежды ни для кого из нас. Я рассказала им о том, на что способен Шаул. Я вызвала его для нас, и мы заключили сделку. Когда Учитель ушел, я поняла, что на самом деле наделала. Кем я стала. Кем я сделала своих родных. Я первой ушла из Аменти, не думая, что достойна еще хоть раз увидеть свою семью.