- И аллегория пути к обретению себя, открытия тайн собственной души в более поздних романах, - говорит Габи. - Как хорошо, что ты меня понимаешь.
- Не скажу, что во всем тебя понимаю, - отвечает Раду. - Моя радость, ты хочешь умереть?
Они оба почти обнажены, только Габи на плечи накинут белый, кружевной, почти прозрачный платок, похожий не то на фату, не то на саван. Габи раскачивается на качелях, говорит:
- Не хочу, никто не хочет.
- Тогда почему ты меня задерживаешь, моя радость. У нас мало времени, чтобы не умереть.
- Мой милый, Хайдеггер из смерти выводит время. Смерть, это проект, делающий невозможным любой другой проект. Ты сейчас перед экзистенциальным выбором, в пограничной ситуации, а преодолеть пограничную ситуацию можно лишь трансцендируя. Экстатическая темпоральность есть подлинная, в отличие от линейной. Время сжимается и растягивается, а вечность присутствует в момент принятия экзистенциального выбора. Так что не обращай внимания на время, его нет, ты вышел за его пределы.
- О, боги, Габи! - Раду возводит глаза к синему, летнему небу. - Моя радость, я ничего не понял. Тебе жалко людской мир?
Габи тормозит на качелях, чувствуя под босыми ногами прохладную траву. Она так хорошо представила все, что сама верит в эти ощущения.
- Не думай, - говорит Габи. - Никто не в силах помочь Аврааму, традиционное мышление бессильно в пограничной ситуации.
Габи встает, проходится по саду, чувствуя между пальцами ног росу. Она скидывает платок, он скользит вниз по ее спине.
- Ты ведь понимаешь, моя радость, мы за шаг от спасения.
- Ты считаешь все это надежным. А что, если Шаул не выполнит своего обещания, любимый? Что если мы, пожертвовав всем, окажемся ни с чем? По сути, у нас есть два варианта: легкий в исполнении и ненадежный в результате и тяжелый в исполнении, но надежный в результате. Давай заберем у Шаула наше бессмертие силой.
- Как?
Габи пожимает плечами.
- Я не знаю. Убьем его. Я просто думаю, что это лучше, чем играть по его правилам и убивать невинных людей.
Габи разворачивается к глухой стене, смотрит за ее пределы. Там небо краснеет и видно песок. Снаружи лежит пустыня, безвидная и страшная.
- Ты хочешь, чтобы мы умерли, - говорит Раду. - Ты на самом деле, как и я, понимаешь, что другого выхода нет. Почему тогда?
В его голосе нет злости, он говорит скорее с любопытством. Габи пожимает плечами, а потом вдруг начинает рыдать. Она стоит к Раду спиной и хорошо, что он не видит ее слез.
- Ты не понимаешь, Раду! Я могу сколько угодно притворяться, что мне плевать. Части меня все это даже нравится, но есть у меня и другая часть. Мы прожили столько сотен лет, а они - нет, у них нет того, что было у нас. И никогда не будет. Я не стану отбирать этого у бедных существ. Когда мы успели стать трусами и глупцами? С каких пор мы доверяем врагу? Почему мы не ведем с ним войну? Подумай, Раду. Ты можешь сделать это и без меня, но подумай, я тебя умоляю, хочешь ты быть обманутым или обмануть. Мы с тобой верили совсем не в уничтожение мира, мы хотели вечно смотреть, как он меняется и растет. Ты хочешь своими руками уничтожить весомую часть того, что любил? Ты хочешь сделать больно Кристании? Чего ты хочешь, Раду? Кто ты такой? Знаешь, что? Я не убью его, и тебе не позволю. Если понадобится, я никогда не выпущу тебя отсюда. До нашей с тобой смерти.
На последних словах Габи запинается, начинает рыдать совсем уж некрасиво и громко, так что разноцветные птички вспархивают с яблоневых деревьев. Габи утирает нос рукой, вдыхает, стараясь успокоиться, а потом начинает реветь еще горше. Некоторое время Раду молчит, и она чувствует его смятение. Габи стоит по щиколотку в траве, и цветы вьются вокруг, будто пытаясь успокоить ее. Почему будто? Это ведь воображение Габи. То есть, это она сама себя пытается успокоить.
Проходит время, которое Габи не берется охарактеризовать. Может быть, пять минут, может быть тысяча лет. Слезы все еще текут у нее по щекам, когда она чувствует тепло Раду и прохладу кружев ее платка. Раду покрывает ей волосы, медленно, заботливо, как невесте. Он молчит. Платок, фата и саван одновременно, холодит кожу.
- Ты не боишься? - спрашивает он.
- Я ужасно боюсь, - говорит Габи.
- Тогда давай подумаем, как нам быть, если мы не собираемся насылать болезни. Все вместе подумаем.
- Правда? - недоверчиво спрашивает Габи.