Ни себе самому петь, ни таким слушателям, как усатый морской здоровяк с большими, навыкате, влажными глазами, и сонный пеликан, который сейчас обязательно будет требовать от него чего-нибудь поесть.
— Все, — сипло, как-то дыряво произнес Геннадий, опустил руки, — выдохся.
Два буксира в эти минуты заводили в гавань Сан-Антонио большой, похожий на плавающую скалу, заставленную хозяйственными коробками, контейнеровоз. Контейнеровоз бы расцвечен длинными гирляндами флагов. В стране, к которой был приписан этот, выражаясь старинным языком, пароход, сегодня наверняка отмечали какой-то государственный праздник, иначе с чего бы судну раскрашиваться, как новогодняя елка. Буксиры заводили судно аккуратно, чтобы оно где-нибудь случайно не зацепило винтом грунт, переговаривались друг с другом гудками, будто радисты морзянкой, делали поправки, — в общем, работали слаженно, как единое целое… Красиво работали.
Непосвященным людям могло показаться, что ничего особенного в их работе нет, никакой красоты — только обычная слаженность, а тем, кто хотя бы немного смыслил в том, чем отличается океан от деревенского пруда, под завязку набитого карасями, было понятно, насколько непроста эта работа и каким трудом и умением достигается вся эта гармоничная слаженность.
Лев, поняв, что человек больше петь не будет, не может просто, прохоркал про себя что-то негромко, глянул в одну сторону, в другую, потом приподнялся, прочно оперся на ласты, и добродушное рычание его сделалось громким. Он подтащил свое тяжелое неповоротливое тело к урезу берега и, не отряхиваясь ни от прилипшей к шкуре гальки, ни от песка, быстро ушел в воду.
Через минуту вынырнул и, резко мотнув головой, швырнул на берег крупную рыбину, которую держал в зубах. Это была хорошая, "калиброванная", как говорили на флоте, мерлуса.
Кинул лев добычу точно, мастером спорта, наверное, считался в своем стаде, — мерлуса упала точно к ногам Геннадия, трепыхнулась пару раз и затихла. Геннадий удивленно ухватил ее за хвост, приподнял, — килограмма на три, наверное, потянет, поискал глазами голову льва, но того уже не было — снова ушел в глубину бухты.
Пеликан, поначалу равнодушно молчавший, ожил, зашевелился, защелкал своим двухковшовым клювом, требуя, чтобы человек отдал ему мерлусу, и Геннадий возражать не стал, хотя и сам был не против воспользоваться подарком морского льва — отдал рыбу пеликану.
Тот по-собачьи ловко ухватил ее, в нижнем ковше клюва развернул ее, чтобы добыча пошла в желудок не хвостом, а головой и нигде ни за что не зацепилась, маневр пеликану удался, все произошло так, как и было запланировано, — он благополучно оприходовал мерлусу.
А лев тем временем выплыл с новой добычей — так же с мерлусой внушительных размеров и издали, даже подплывать к берегу не стал, тряхнул головой, и рыба, словно выпущенная из пращи, понеслась на берег. Шлепнулась и сейчас прямо около ног Геннадия.
За пятнадцать минут добрый зверь обеспечил Москалева и завтраком, и обедом. Никогда в жизни он еще не получал таких щедрых гонораров за свое пение. Благодарно наклонил голову — спасибо, Лева!
Вообще портовые города удивить рыбой трудно: тут все дома по самые трубы покрыты рыбьей чешуей, пропахли ею, как и солью океанской, насквозь, но чтобы получать рыбу от морского льва — такого здешний народ еще не знал.
Да и профуры-чайки, которые могут сожрать что угодно, даже матросские штаны, вывешенные на просушку, тоже такого не видывали.
Обычно морских львов угощали сами люди — килограммами кидали им рыбу прямо в пасть, львы только довольно урчали… Более того, в Чили был принят закон, обязывающий рыбаков, приходящих с лова домой, семь-восемь килограммов рыбы выбрасывать в воду. Специально. Чтобы подкормить каждый голодный рот, обитающий в здешних водах.
А поскольку рыбаков в океане было много, то и рыбы, выброшенной на корм, набегало много.
И пеликан, и морской лев привязались к Геннадию. Когда он спрыгивал с ланчи на берег и шел куда-нибудь по делам, оба волоклись следом за ним по земле, лев тяжело дышал, отставал, сипел, прося подождать, — справляться со своим весом ему было трудно, — и Геннадий исполнял его просьбы; пеликан тоже не очень был ловок в пешей ходьбе, громко щелкая клювом, он поддерживал требования льва и также просил, чтобы человек почаще делал остановки.
Как бы там ни было, компания у них образовалась тесная. Главное — не было голодно. Пеликан откликался на имя, данное ему человеком — Тега, но звучало оно редко, имя надо было менять, а заодно подобрать достойное имя и для морского льва. Достойное — это важно.