Вероятно, с окаменелыми останками так или иначе слегка соприкасался каждый, и если взглянуть на мои воспоминания сквозь призму богатой культурной истории окаменелостей, то сами по себе они не более чем песчинки. Как утверждает историк Эдриен Мейор, недавние археологические и палеонтологические находки подтверждают теорию о том, что обнаруженные людьми окаменелости были источником вдохновения для некоторых созданных человеческим воображением мифологических существ [Mayor 2000]. Клювоносый протоцератопс мог послужить образцом для скифских грифонов, черепа мамонтов – для древнегреческих циклопов и т. д. Кроме того, многие исследователи выдвигали предположения, что китайские и европейские мифы о драконах были вдохновлены окаменелыми останками крупных существ, обитавших в воде и воздухе.
Известно, что окаменелости – в особенности обнаруженные в глубине материков останки морских организмов – привлекали внимание натуралистов и философов на протяжении тысячелетий. Многие размышляли над одной общей загадкой, которую видели своими глазами: каким образом ракушки оказались на горных вершинах, явно расположенных вдали от каких-либо водоемов? Такие философы, как Ксенофан Колофонский (570-478 годы до н. э.) и Шэнь Ко (1031–1095), пристально разглядывая окаменелые экземпляры, использовали их для интерпретации изменчивого характера сухопутных и морских пейзажей. Шэню, например, окаменелости помогли создать передовую теорию климатологических изменений. По сути, окаменелости оказались важным фактором, ускорившим становление геологии, а кроме того, они раскрывали природу жизни и смерти. Для великого персидского философа Ибн Сины (981–1037) окаменелые останки определенно послужили источником теоретических представлений о процессе минерализации в его выдающемся медицинском трактате «Китаб аль-шифа» («Книга исцеления»):
Если сказанное по поводу окаменения животных и растений верно, то причиной этого (явления) выступает могучая сила минерализации и отвердения, которая возникает в определенных каменистых местах или внезапно проистекает из Земли во время землетрясений и оседания пород, превращая в камень все, что с ней соприкасается [Mc-Kaughan, VandeWall 2018].
Во французском и английском языках слово fossil, которым именуются окаменелые ископаемые останки, впервые появилось в середине XVI века; происходит оно от латинского прилагательного fossilis, буквально означающего «выкопанный из земли». В первые сто-двести лет своего существования это было широкое понятие – оно относилось к любым интересным или ценным вещам, некогда лежавшим под землей. Например, в написанной в 1565 году книге обладавшего энциклопедическими знаниями швейцарского врача Конрада Гесснера De rerum fossilium («Об ископаемых объектах», лат. – Примеч. пер.), которую с полным правом можно считать первым образцом использования данного термина в современном значении, речь шла в основном о минералах. К тому же это был еще и первый европейский научный текст, где анализировались ископаемые образцы и проводилось их прямое сравнение с живыми организмами – в частности, Гесснер отметил сходство между окаменелыми эхиноидами и живыми морскими ежами. Однако представленные на титульном листе книги изображения украшенных драгоценными камнями колец и самоцветов подразумевали, что истинная притягательность вещей, извлеченных из земли, заключалась в богатстве и красоте, которые они сулили. В 1606 году некий сэр Томас Палмер опубликовал книгу, где восхвалялись достоинства путешествий с целью «большего совершенствования» европейских джентльменов – при условии, что путешествия эти сопряжены с почестями и выгодой. По части выгод Палмер советовал путешественникам обращать пристальное внимание на товары посещаемых ими стран, а в особенности на «вещи, спрятанные в венах и утробе Земли… а именно на месторождения металлов и полезных ископаемых (Fossiles), везде, где они имеются в разнообразии» [Palmer 1606: 84].
В этом смысле «ископаемые объекты» указывали на множество интересов Европы раннего Нового времени. С одной стороны, они играли ключевую роль в эволюции научного понимания сил планетарного масштаба, исторических событий и жизни. Как указывает историк Мартин Радвик, «в конце XVII – начале XVIII века дискуссии о том, как следует интерпретировать различные виды “ископаемых”, были почти столь же интенсивны, как и те, что касались, скажем, основных сил природы, конечных принципов строения материи или самой сути жизни» [Rudwick 2014: 38]. Кроме того, с другой стороны, ископаемые объекты привлекали все больший интерес к открытию, раскопкам и эксплуатации ресурсов, лежащих под поверхностью Земли. Именно это сочетание смыслов: минералы, ценные ресурсы, ископаемые – способствовало появлению в середине XVIII века понятия «ископаемое топливо» (fossil fuel). Теоретик литературы Карен Пинкус напоминает, что английское слово «топливо» (fuel) происходит от старофранцузского foaile, обозначающего вязанку дров: «Можно утверждать, что топливо появляется в человеческой истории очень рано, в процессе сжигания, неразрывно связанного с очагом, как один из самых первых следов, оставленных людьми на лице земли» [Pinkus 2016: 12], – то есть еще во времена охотников и собирателей. С другой стороны, словосочетание «ископаемое топливо» выступает прототипическим понятием современности (модерна) и промышленности, которое, в частности, относилось к углю и торфу, выкапываемым из земли для сжигания в процессе плавки, а затем и в качестве топлива для паровых двигателей.