По коридору идет проводник, за нею — Донцова. Она подтянута, модно одета, ей можно и не дать ее лет.
Проводник. Тут у меня одно место свободное. Да и ваши там, артистки. Если не врут, конечно.
Донцова. Это просто замечательно, спасибо вам. А то я было совсем растерялась — муж в Москве уже, а администратор едет следующим поездом…
Проводник. Вы то хоть похожи… а они просто, извиняюсь, и не подумала бы.
Донцова. Что вы, они замечательные артистки, а что не красавицы, это уж, как говорится…
Проводник. По-моему, если артистка — так лопни, а держи фасон.
Донцова. Увы…
Проводник (заглянула в купе). Я вам напарницу привела, для комплекта.
Донцова (входя внутрь, чуть наигранно). А вот и я, вот и я!
Щипалина (ошарашена). Виктория Дмитриевна?!
Рудакова. Накаркала…
Гаранина. Входи, Вика, тебя-то нам как раз и недоставало.
Щипалина (никак не придет в себя.) Надо же…
Рудакова (ей). Ну?.. Ты, кажется, мечтала обменяться впечатлениями. И идти никуда не надо, с доставкой на дом.
Донцова (садясь). Шла через весь поезд — куда деваться?! И вот как славно получилось.
Рудакова. Дальше некуда.
Проводник. Чаю принести? А то титан остынет.
Донцова. Конечно. Покрепче, пожалуйста. И мне — без сахара.
Рудакова (решительно проводнику). Вот что, мать, для начала принеси нам четыре пустых стакана, поняла? Чаи потом гонять будем, времени вагон.
Проводник. Сказано — запрещено! (Ушла к себе в купе.)
Щипалина (кротко). А вы разве не в эс-вэ, Виктория Дмитриевна? Я-то думала, уж кто-кто, а уж вы-то… (Возмущенно пожала плечами.) Не знаю, не знаю!..
Донцова. Что-то там напутали на железной дороге, до сих пор не приду в себя. Хорошо вы меня подобрали.
Рудакова. Можно подумать, Виктория Дмитриевна, вы подкидыш какой-нибудь приблудный.
Донцова (пропустила колкость мимо ушей). Пришлось разбрестись всем по разным вагонам.
Щипалина (еще более кротко). Все-то — ладно, не велики птицы, но вы-то, вы-то!..
Донцова (опять сдержалась). Если нужно, я бы и в общем вагоне поехала.
Рудакова. Прямо!..
Щипалина. Не знаю, право… В прежние времена Лев Никитич никогда бы этого не допустил — чтобы героиню, не говоря уж, собственную жену, — в общий, на боковую полку…
Гаранина. Уймись, Женя! Просто- таки как дети…
Донцова. Дети не злые, Нина Владимировна, не садисты.
Щипалина. И вообще, в мое время…
Рудакова. Это при царе-то Горохе?
Щипалина. В мое время героиня — самое заметное лицо в городе, всеобщее обожание, цветы на премьерах, записочки, поклонники на каждый спектакль, как мухи на мед слетаются…
Рудакова. Ну мухи-то не на один мед садятся, что в твое время, что сейчас. Теперь-то публика по телевизору, да еще на цветном экране, Пугачеву насмотрится — и сыта по горло. (Донцовой.) Так что не принимайте, Виктория Дмитриевна, исключительно на свой счет. (Взяла с полки гитару, негромко запела.) «Я ехала домой, я думала о вас, душа была полна…» Господи, как я пела, даже не верится!..
Щипалина. Свежо предание…
Рудакова (искренне удивилась). И как скоро, как быстро, не заметила даже, а жизнь возьми — и вся… (Поет.) «Я ехала домой…»
Проводник (принесла стаканы). Мне не жалко, но если что…
Рудакова (ей). Комар носа не подточит, спи спокойно.
Проводник уходит.
Щипалина. А что я сказала? Ничего такого я не сказала!
Рудакова. Когда ты молчишь, ты хоть кажешься умной. (Поставила на стол бутылку.) Трубка мира.
Гаранина. Только сели, Вера, а ты — с корабля на бал. Угомонись.
Щипалина. Тем более духота такая. Неужели нельзя окно открыть?!
Рудакова. Была бы честь предложена. А то бы самое время выпить за успех нашего безнадежного дела.