III — За час до выступления.
В дверь гримерной постучали. Вошел ассистент.
— Мартин, тебе звонок, говорят, срочно.
— Пошли их к черту! Пусть набирают после спектакля.
— Как скажешь. Директор еще… Он очень зол. Кричал, что дал тебе шанс, ведущую партию, а тут эти новости. Сказал, менять состав уже нельзя. Так что, дружище, похоже, это твой последний выход.
— Убирайся! — Мартин швырнул, что подвернулось под руку. Ассистент захлопнул дверь. Коробочка с гримом, ударившись в косяк, разлетелась во все стороны, оставляя после себя белое облако пыли.
Раздувая ноздри тяжелым дыханием, Мартин уставился на дверь, взгляд зацепился за кружащиеся в свете ламп пылинки. Частички пудры вальсировали в танце, гипнотизируя и завораживая. Ярость уходила. Внезапно Мартин осознал, что пылинки сложились в причудливую, смутно узнаваемую форму. Он присмотрелся — в воздухе висела голова отца.
— Мартин, — послышался глухой голос.
Мартин подскочил.
— Мартин, прости меня. Так много хочется сказать, но время уходит. Теперь я вижу, в попытках усладить свое эго, я требовал от тебя слишком много. Я должен был дать тебе любовь и вырастить счастливым. Ты слышишь меня?
Мартин сидел в оцепенении, раскрыв глаза от ужаса. Лоб покрылся испариной.
— Послушай, сын, я все исправлю. Сегодня у меня есть шанс помочь. Я отдам тебе все силы, и ты станцуешь как никогда в жизни. Уйдешь, как величайшая звезда. А после начнешь сначала, уедешь, займешься тем, о чем давно мечтал. Будь счастлив и свободен.
Мираж рассеялся, и голова исчезла. Мартин уставился в пространство. Отец там точно был! Или не был? Сейчас он на конференции в Варшаве. Откуда ему тут взяться?
В дверь снова постучали:
— Скорее, Мартин, начинается!
IV — На сцене.
Тело было невероятно легким, пластичным, словно вода. Никогда он не делал таких идеальных высоких прыжков и изящных арабесков. А кабриоль, этот сложнейший прыжок-ножницы, — он просто воспарил над сценой! Тело само непринужденно вело его сквозь танец. В конце он ловко исполнил револьтад — прыжок, что редко удавался даже отцу, — зал взорвался овациями. Люди аплодировали стоя, подходили к сцене, несли огромные букеты — все ему. Мартин трижды выходил на поклон.
За кулисами все сияли, хлопали, дружественно обнимали за плечи. Когда закончился спектакль, Мартин, сам не свой, вышел во двор. Свежий воздух не помогал, наваждение не проходило. Его опять позвали к телефону.
— Печальные новости, Мартин. Отец ваш умер три часа назад. Инсульт. Мы соболезнуем.
V — Три года спустя.
Мартин, не спеша, прогуливался по старому городу Вены. Местные привыкли к иностранному гостю, а для туристов он стал достопримечательностью. Его узнавали по фетровой шляпе и неизменной выправке танцора. Прохожие нередко подходили, просили автограф и с удовольствием расспрашивали о прошлом — известный танцор, приехавший издалека, исполнивший сложнейшую партию. Он с тихой грустью уточнял, что величайшим танцором был отец, и с трепетом, с горящими глазами рассказывал всем про балет.
Конец