— Простимся. Я же был у вас… — Игорь выпустил ее руки из своих и почувствовал разом, что и сам он устал. — Отметить рождение новой картины, а заодно и твой отъезд. Ты не беспокойся: я уже все приготовил.
За те неполных три часа, пока отдыхала Эльвира, Игорь успел привести в порядок себя и свою келью. Он побрился, переоделся; накрыл стол и истопил печку: ночами становилось уже прохладно.
Эльвира пришла в обычное время, к ужину, и со своей долей. Лена пожарила им мясо и картофель на гарнир. Этого Игорь совсем не ожидал. Помогая Эльвире снять пальто, он пожурил ее за крохоборство. Сам же втайне был рад — горячее было на тарелках, и не надо было бежать за ним в столовую.
— Я нарочно взяла ужин, чтоб все видели, — говорила Эльвира. — А то вы не придете на ужин, я не приду. Люди бог знает что подумают. А так — взяла и взяла. Сегодня все уезжают, у кого путевки на один срок, и все устраивают проводы. Двухэтажка наша как улей гудит. — Она осмотрела стол, воскликнула с удивлением: — Батюшки! И салат! И конфеты! Неужели художники все умеют?
— Умеют, когда любят.
Игорь повесил ее пальто на вешалку за дверью и только теперь увидел, что Эльвира была одета просто, но со вкусом, продуманно. Платье с глухим воротом — белый горошек по голубому полю — очень шло ей, и почти незаметная серебряная цепочка.
Игорь, хоть и был привычен к хозяйственным делам — мать прихварывала, часто приходилось делать все самому: и обед готовить, и посуду мыть, — теперь от волнения не знал толком, с чего начинать. Это свое волнение он старался скрыть суетой. Принялся протирать стаканы, говоря при этом, что рюмок у него нет и приходится обходиться стаканами и т. д. Однако Эльвира, или заметив его волнение, или чутьем женщины угадав, что хозяйские заботы надо взять на себя, повязала полотенце вместо фартука и принялась все мыть и протирать заново.
— Маленьких тарелок нет?
— Нет.
— Вот дура! Надо было взять у Лены.
— Да ничего — обойдемся. Хорошо, что вилки догадались принести.
Эльвира все перетряхнула — и стол стал выглядеть по-иному, даже хлеб нарезанный ломтиками, она сняла с газеты, постланной им на стол, и положила каждому по кусочку на тарелку.
Игорь разлил по стаканам вино и, по праву хозяина, приготовился сказать тост.
— Эльвира! — начал он торжественно, несколько приподнято. — Я пью за ваше здоровье. Я… я очень благодарен вам за все, что вы для меня сделали. Вы для меня были не только моделью — больше! Вы были моим вдохновением! Спасибо! За ваше здоровье!
— А я пью за ваше здоровье! — сказала она просто.
Они чокнулись и выпили — немного, самую что ни есть толику.
Эльвира порезала кусочки мяса — сначала ему, потом — себе.
— И что же: покажете кому картину-то или у вас ее купят? — неожиданно спросила она и вскинула на него взгляд, от которого он смутился.
— Для начала я попытаюсь устроить ее на выставку. Если удастся — сообщу тебе: приезжай, мол! А потом уже закупочная комиссия решит, что дальше.
Игорь ушел в себя, задумался: что же, в самом деле, дальше? Ему уже виделось, как он покажет свою «Эльвиру» (так он решил назвать холст), — покажет свое полотно комиссии, которая будет отбирать работы для осенней выставки. Недоброжелатели (а он уверен, что их немало) замашут руками: «На какую выставку?! Вы опоздали, — каталог уже в типографии!» А он спокойно так: «А вы все-таки взгляните на мое полотно, потом уже будете размахивать руками». Он откроет холст, который будет уже в раме, и все онемеют от неожиданности.
Картину повесят в самом лучшем зале. На самом лучшем месте.
Где, кстати, висит она сейчас.
17
Этот вечер Игорь вспоминал очень часто, — и чем дальше, тем острее были эти воспоминания. Где-то сосало сомнение: а не совершил ли он тогда, в тот вечер, роковой ошибки? Не допустил ли он просчета?
Игорь не помнит теперь — был ли это час отбоя, или они засиделись далеко за полночь, — помнит только, что настал такой миг, когда Эльвира встала из-за стола и, поправив прическу, сказала:
— Спасибо, Игорь! Вам помочь убраться? А то уже поздно. А завтра рано вставать.
— А-а, уберется… — Игорь кивнул на стол, не сводя с нее глаз — он любовался ею.
Подумал: вот так надо было писать ее! В легком платье Эльвира выглядела моложе, женственнее. Даже усталая, она, казалось, излучала какой-то особый свет: чистоты и обаяния. А то выдумал тоже — нарядил ее в какой-то ярко-красный балахон.
Игорь взял Эльвиру за руки, и от сознания, что он видит ее в последний раз, у него все оборвалось внутри.