— Вот если бы убедить Умарова! — говорю я теперь Халиме. — Подписал бы он документацию на строительство пятиэтажки, и мы такой бы дом отгрохали!
— Не подпишет Гафур Султанович, — отвечает Халима. — Не возьмет он на себя такую ответственность.
Я знаю, Халима относится к моей задумке сдержанно. Я хорошо понимаю ее состояние. Она своими глазами видела, как из стены вываливалась балка… А что, если через пять — десять лет при очередном толчке сверху полетят железобетонные плиты?! Но она работала в том самом институте, от которого зависело все: документация, подписи, смета. После долгих раздумий я решил уговорить Халиму помочь мне. Начал я с малого.
— Халима! — сказал я. — Помоги мне составить расчеты: сколько стоит один квадратный метр жилой площади? сколько добавочной площади даст лишь один этаж? сколько сейчас по городу в заделе блочных домов?
— Зачем вам?
— Надо! Это пока что секрет. У вас же есть секреты от меня? Есть?
Она потупилась и молча продолжала шагать рядом.
— Ну вот… Значит есть. А это мой секрет! Ясно?
У меня мелькнула мысль показать эти расчеты начальнику нашего строительного треста Кочергину. Федор Федорович хорошо знает меня. Знает, что я с пустяковым делом к нему обращаться не буду. Скоро мне придет вызов в Москву, на экзаменационную сессию, и я зайду к Кочергину. Обязательно!
14
— Мы работали без выходных. Правда, в воскресенье монтаж вели только до обеда. После обеда занимались профилактикой — осмотр кранов, уборка площадки и всякая другая суета… Так случилось, что мы не виделись с Халимой целую неделю. В воскресенье, значит, отобедав, ребята занялись профилактикой, а я решил зайти к Халиме — не терпелось узнать, не приступала ли она к расчетам? Иду. Как всегда, о чем-то задумался; и, еще не дойдя до института, в сквере чуть не столкнулся с ней. Я уже собрался окликнуть ее, только вижу, в руках у нее узелок, с каким обычно ходят в гости. Какие-то коробки — то ли с печеньем, то ли с тортом. И если бы она была, как и в тот раз, с сумкой, я, может, и окликнул бы ее. Но тут, как говорит мать, меня с у м л е н ь е взяло: куда она собралась?
Халима торопливо свернула за угол. И я, выждав минуту-другую, вышел за ней следом на улицу. Тут, на углу, кинотеатр. Народу много, и я очень боялся потерять ее из виду. Халима прямым ходом на трамвайную остановку. Я за ней… На мое счастье, подошел спаренный вагон. Халима села в первый, я — во второй. Пассажиров было много, и она не стала проходить в середину вагона, в самую что ни есть толкучку, а осталась на задней площадке. Я не спускал с нее глаз. Она, казалось, не замечала никого вокруг.
Вагон качало из стороны в сторону. Остановки были частые. На каждой из них народ входил и выходил. Халиму толкали, она забилась в самый дальний угол площадки и все тянула кверху руку с узелком. Мне было жаль ее. Я вспоминал, какая она была там, в Тромсе, и сердце у меня обливалось кровью от сострадания к ней, да и к себе тоже. Как я был низок, противен себе, что слежу за ней!.. Почему она так оберегает узелок? Кому он приготовлен?
Наконец Халима из своего укромного уголка стала пробираться вперед, к выходу. Я кого-то рукой отстранил, а сам замер, не спускаю с нее глаз.
Халима сошла на небольшой площади неподалеку от вокзала. Перейдя на противоположную сторону улицы, она скрылась в кривом и узеньком переулке, каких немало в этой привокзальной стороне. По ее спорому, размашистому шагу чувствовалось, что она бывает тут часто. Густая тень тополей, росших вдоль тротуаров, скрывала меня, и я шел за Халимой почти по пятам. Изредка я останавливался выжидая. Но опасения мои были напрасны: Халима за всю дорогу ни разу не оглянулась.
Началась какая-то старинная ограда с чугунными тумбами. Я еще глазел, стараясь определить, что там, за оградой, как вижу — нет Халимы! Я засуетился, побежал бегом. Смотрю, арка, старая, сводчатая, и над аркой, как при въезде в какой-нибудь хороший колхоз, вывеска. Мне не до вывески, я даже не взглянул на нее. Вижу, что-то по-узбекски наверху написано… В глубине двора среди зелени белеет здание. Наверх, к этому светлому зданию, круто подымается мостовая, мощенная булыжником. Между камней пробивается зелень муравы, видно, мало тут ездят и ходят. Я постоял в сомнении, но Халиме некуда было скрыться, помимо этого двора, и я приоткрыл ворота, бывшие в арке. Приоткрыл и снова остановился. По дорожке, обсаженной цветами и каким-то декоративным кустарником, идет нянечка в белом халате. За ней, держась руками друг за друга, снизка детей, не очень большая снизка, человек семь. «Детский сад!» — мелькнула мысль. Но, приглядевшись, я заметил, что дети в группе очень разные по возрасту. Есть совсем малыши, дошколята, а другие — на вид лет девяти, а то и старше. И одеты они как-то странно — во все одинаковое, и молчаливы они очень. В детсаде, если дети гуляют, их звонкие голоса за версту слышны. Знаю, сам вожу своего Ваську… А тут ребятки какие-то не такие, какими им положено быть, и идут они словно с опаской. Лишь слышится голос нянечки: