Надежда Павловна намекнула, что дед Егорий, сторож мастерских, за сравнительно небольшое вознаграждение согласился оповещать Марину всякий раз, когда Глеб и Лариса бывали вместе. Как только Чернова приезжала в мастерскую, дед звонил и коротко ронял в трубку лишь одно слово: «Явилась!»
Выждав определенное время, Марина звонила Маковееву. Сторож звал Глеба к телефону. Начинался долгий беспредметный разговор: о самочувствии, о погоде, о настроении.
— Мне скучно, — говорила Марина. — Ты скоро приедешь? — Этот разговор изводил Глеба. Он нервничал, без конца повторял одно и то же, что он спешит, что у него много дел. — Глеб, у тебя кто-нибудь есть? — неожиданно спрашивала она.
— Нет! Я кончаю холст.
— Ну-ну! — Марина бросала трубку, обрывая разговор на полуслове.
Однако, мучимая ревностью, через четверть часа звонила снова.
6
И такая игра — поочередная смена ласки на усиленный шпионаж — продолжалась всю зиму.
Приближалась весна. Своей дачи у Маковеевых не было, но была хорошая дача у Льва Михайловича и он всегда ее предлагал. Но Марина редко проводила лето на даче отца. Она предпочитала ездить на юг. В былые годы, когда Наташа была поменьше, они часто ездили к родителям Глеба в Темрюк, где старики Маковеевы учительствовали. Однако в последнее время Марина этим поездкам противилась. Учителя-пенсионеры пускали к себе в дом много дачников, к тому же они были излишне подозрительны и ворчливы. С Глебом еще куда ни шло, и в Темрюке можно было жить. Но летом он всегда много работал или уезжал с друзьями на север, а одной у стариков скучно.
Так же было и в этот раз. Глеб сказал, что никуда поехать не может: он только что начал писать большое полотно к юбилейной выставке и, пока не закончит картину, будет сидеть в мастерской. При разговоре Глеб был очень ласков с Мариной и дочерью. Он не настаивал, чтобы они ехали в Темрюк.
Марине хотелось в Крым.
— Наташа такая слабая, — говорила она. — Девочка много занимается. Ей нужен хороший отдых. А отдохнуть можно только на море.
Глеб не возражал. Он отвез собаку и кошку на дачу Льву Михайловичу, сам достал билеты на поезд. Марина уладила дело с домработницей: Светлане был предоставлен отпуск на все лето и она уехала в свою родную деревню.
Наконец настал день отъезда. Глеб проводил их на поезд. Он был очень внимателен, советовал, в каком местечке лучше остановиться, как устроиться с питанием. Марина решила провести лето в Судаке. Она сняла себе крохотный домик на окраине городка, опрятный, с двумя окнами, выходящими в проулок. Дворик перед крыльцом был увит виноградником. На тропинках, выложенных булыжником, лежали кружевные тени. Марине очень понравились эти тропинки. Одна из них вела к летней кухне, где она готовила завтрак (обедали они с дочерью в ресторане на берегу моря), другая к калитке, выходящей в проулок. Позавтракав, они брали сумку с купальными принадлежностями и спешили к морю.
Они уходили подальше от поселка, выбирали себе место поуединеннее и весь день проводили на пляже: купались, загорали, собирали камушки.
Дни бежали быстро. Марина успокоилась и почти не вспоминала о том времени, когда она не спала ночами от ревности и подозрительности. Однако это блаженство продолжалось недолго. Неожиданно заболела Наташа. Как-то к вечеру девочка почувствовала слабость. Марина решила, что Наташенька перегрелась; она дала ей таблетку аспирина, напоила крепким чаем и уложила в постель. Против ожидания температура утром не спала. Не спала она и на второй день… Вскоре на теле у девочки появилась сыпь. Хозяйка, у которой они остановились, милая и очень разговорчивая украинка, порекомендовала врача. К счастью, врач оказался опытный; осмотрев девочку, он грустно покачал головой и бросил лишь одно слово: «Скарлатина». Наташу тотчас же подхватила санитарная машина и — в Феодосию. Марина, конечно, поехала с ней. Не желая оставлять дочь одну, она упросила главного врача, чтобы ей разрешили поселиться в палате, примыкавшей к боксу.
Потянулись мучительные дни, полные отчаяния и одиночества. Марина не отходила от постели больной ни днем, ни ночью. Иногда казалось, что девочка не выдержит. Она задыхалась от спазм в горле; к тому же начало июля в Крыму выдалось жаркое, духота в палате была неимоверная. Марина смачивала в раковине простыню и занавешивала ею окно, стремясь хоть немного освежить воздух. Но через четверть часа простыня становилась сухой и надо было все начинать сначала: лезть на подоконник, снимать занавеску, мочить, вешать. И так весь день. Девочка ничего не ела, и приходилось каждый раз просить нянечку, чтобы та купила на рынке то то, то другое.