Грустная была их беседа.
— Где он теперь? — спросила Марина, выслушав рассказ матери о том, как неожиданно исчез Глеб.
— Третьего дня вернулись. Ночует в мастерской. Видно, у крали не ахти какие хоромы.
— Я хочу с ним поговорить!
— Говорить с ним не о чем, — ворчала Надежда Павловна. — Иди в секретариат. Пусть с ним там поговорят. А самой тебе нечего перед ним унижаться!
Однако, соглашаясь с матерью, Марина все ж не удержалась, на другой день утром позвонила в мастерские. Она попросила Маковеева. Сторож сказал, что Глеба Николаевича нет.
— А где он? — нетерпеливо спросила Марина.
— А я почем знаю. Он мне не докладывает, — отвечал дед Егорий.
Она хотела еще что-то спросить, но старик положил трубку. «Он знает все, знает, что я брошенная жена, и не хочет со мной разговаривать», — решила Марина. Сгорая от стыда и уязвленного самолюбия, она позвонила вновь.
— Это говорят из живописной секции! — сказала Марина нарочито бодрым голосом. — Будьте добры, позовите товарища Маковеева.
Пробурчав что-то, дед Егорий отправился звать Глеба. Оказывается, тот был на месте, в мастерской.
— Да! Я слушаю!
Марина чуть было не расплакалась, услыхав его голос. Она с трудом совладала с собой. Мысль напряженно работала: что сказать? Что спросить? Поначалу она решила разжалобить его: рассказала ему о болезни Наташи, о том, как девочка, теряя сознание от высокой температуры, все звала отца. Глеб слушал ее, не перебивая. Справившись с первым волнением, Марина успокоилась. О том, как они провели целый месяц с Наташей в больнице, она говорила уже спокойно.
— А как теперь она себя чувствует? — спросил он.
— А разве ты не хочешь ее повидать? — в голосе Марины теплилась надежда.
— Как-нибудь в другой раз, — отвечал Глеб уклончиво. И, помолчав, добавил: — Ты знаешь, Марина, я нанял юриста и подал заявление о разводе. Я разлюбил тебя. Я уже давно был равнодушен к тебе, но меня удерживала Наташа. Теперь я наконец решился. Вы с матерью издергали меня, обозлили. Я не могу так больше. Признаюсь, когда я вернулся домой с вокзала, проводив вас, я бросился на тахту и от радости захохотал. Я вдруг почувствовал себя свободным человеком. Я радовался, зная, что за мной нет слежки, тайной проверки телефонными звонками. Что никто теперь не будет мне выворачивать карманы брюк…
Марина слушала ошеломленная.
— Лег на тахту и хохотал?! — невольно повторила она.
Хотелось унизить его. Но как? Сказать, что он трус, не предупредив, сбежал с любовницей? Ну, хорошо. А вдруг он ответит: «Почему трус? Я купил билеты на самолет, и мы полетели. И я рад. Потому что мы очень хорошо провели время. Чудесно отдохнули!» Прикинув так и этак, Марина подумала, что жалостью его не проймешь. Она знала, что Глеб труслив, и для начала решила припугнуть его.
— Ты вор! — жестко, голосом Надежды Павловны сказала Марина. — Обрадовался, что в доме нет никого, взял и обокрал жену и дочь! Украл даже книги, подаренные мне папой. Я сейчас же позову следователя.
— Я… я был не один, — заюлил Глеб. — Я брал только свое и при свидетелях.
— Тем лучше! Придется назвать и свидетелей.
— Назову, кому надо.
— Ну что ж, хорошо. Ты еще попляшешь у меня!
8
Марине казалось, что после такого разговора Маковеев тотчас же явится к ней, бросится на колени и в слезах станет просить у нее прощения. Но прошел день, прошел второй, Глеб не являлся. На третий день в сумерках — Наташа только что вернулась от подруги, и они сидели на кухне, пили чай — кто-то позвонил.
Марина открыла дверь. На пороге стоял Андрей Хилков. В обеих руках он держал связки книг.
— Вот Глеб просил передать.
Марина очень обрадовалась Андрею. Наконец-то она пробила брешь! Пусть явился не сам Глеб, но Андрей — его лучший друг. Он был неизменным участником всех застолий в доме Маковеевых. Небось час назад Андрей виделся с Глебом и тот наставлял его, что сказать Марине.
— Андрей! — Марина не могла скрыть своей радости. — Выпей с нами чашку чая.
Хилков опустил на пол книги, потоптался на месте.
— Я спешу. Меня такси внизу ждет. — Андрей сказал не всю правду: в такси его поджидал Глеб.
— Хоть на минуточку!
— Нет, Марина. Может, потом когда-нибудь. Теперь не могу. В семь бюро секции.
— Так еще уйма времени! Успеешь.