— Он мой друг, Наташенька!
— Ты его любишь, мама?
— Ну, это слишком сложно все, девочка. Но он хороший человек.
— Почему сложно? — Наташа свела белесые брови. — Ты знаешь, мама, у нас в классе все девочки влюблены.
— И ты?
— Ну, что ты мама! Я решила до тридцати лет не влюбляться.
— Спасибо, дочка! — Марина прижала к себе девочку, поцеловала.
— Только ты, мам, не скрытничай.
— Хорошо! — Марина поглядела на дочь, в упрямых, отцовских глазах ее она прочла участие. — Не буду.
— И, пожалуйста, если надо, говорите громко.
16
С тех пор положение студента было легализировано.
Анатолий снова стал встречать Марину возле метро, звонить по телефону, и когда приходил, они сидели на кухне лишь то время, пока он ужинал. Парень был всегда голоден, и Марина его помаленьку подкармливала. После ужина они переходили в гостиную, садились на диван, смотрели телевизор и разговаривали по-обычному, не шепотом.
Однако встречи их продолжались недолго.
В самый канун Восьмого марта через «Гастроном № 1» Марина получила от Олега корзину, доверху наполненную дорогими подарками. Марина была очень польщена, более того, растрогана его щедростью. Правда, поначалу она не придала подаркам особого значения. Думала, что это обычные его чудачества. Однако через неделю пришло письмо от Олега.
В письме Олег выказывал самые серьезные намерения. Он писал, что пылает любовью к Марине и вскоре приедет, чтобы сказать ей это лично. «Так что шей себе подвенечное платье!»
Подобно всем женщинам, на которых неожиданно сваливается такое счастье, Марина развила поразительную деятельность. Придя с работы, она подсаживалась к телефону и часами не отходила от аппарата. Начинала со звонка матери. С матерью обговаривалось самое главное. Во-первых, когда устраивать свадьбу — сразу же по прибытии Олега или после регистрации брака? Во-вторых, как должна обращаться к нему Наташа: звать его дядей Олегом или же папой? Выяснение всех этих тонкостей отнимало много времени, ибо каждый раз возникали все новые и новые аспекты. Неясно было, на какое время приезжает Олег. Пропишут ли его в Москве? Как поступить с его ленинградской квартирой? Наводились справки, строились догадки. Иногда разговор с матерью длился по целому часу.
Потом, после разговора с Надеждой Павловной, звонок деду Леве.
Разговор с отцом всегда носил деловой характер, а поэтому был краток.
— Папочка! — говорила Марина. — Не можешь ли ты одолжить мне хоть немного денег? Я бы и сама приехала за ними, но мне очень некогда. Я пришлю Наташу. Много ль надо? Ну, хотя бы рублей сто пятьдесят. У нас назревают серьезные события. Какие? Это разговор не для телефона. Приеду как-нибудь, расскажу. Значит, можно присылать Нату? Спасибо!
В заключение звонок тетушке Серафиме, сестре отца, тоже относительно денег и тоже с многозначительными намеками на скорые перемены. Все, даже самые дальние родственники были оповещены о предстоящих событиях. Не знал лишь Маковеев. Надо было как-то оповестить и его об этом. Пусть знает, Марина посоветовалась с матерью.
— Позвони ему, — сказала Надежда Павловна, — и попроси у него денег на подвенечное платье.
Марине такой заход очень понравился. Она тут же позвонила на Масловку.
— Глеб! — Теперь она уже не волновалась при этом имени. — Не можешь ли ты прислать нам с Наташенькой денег пораньше, не в середине месяца, как всегда, а в начале? Почему такая срочность? Видишь ли, у нас непредвиденные расходы.
— Какие, если не секрет?
— Нужно справить свадебное платье!
— Для кого? — удивленно спросил Маковеев.
— Для меня, разумеется.
— А-а. Значит, ты выходишь замуж?
— Да.
— Поздравляю! И кто же избранник твоего сердца?
— Как ни странно, твой хороший друг.
— Он художник?
— О, нет! Художников с меня достаточно! Он твой герой.
— Олег?!
— Он самый.
— Ну что ж, будь счастлива.
— Спасибо!
Марина положила трубку. Она даже не напомнила ему еще раз об алиментах. Разговор о деньгах был лишь предлогом. Ей хотелось позлорадствовать: вот, мол, ты бросил меня, а друг твой делает меня своей избранницей. Марина была довольна разговором с Маковеевым. Она очень хорошо представляла себе, как вытянулось от удивления лицо Глеба, когда он услыхал новость.
— Траля-ля-ля-ля! — Марина запрыгала от радости.
В квартире давно был наведен порядок: натерты полы, выстираны занавески и коврики, висевшие на стенах. Теперь Марина побежала на кухню и сняла портрет Олега; полотно изрядно запылилось, от газа и копоти краски несколько пожухли. Она протерла портрет ваткой, смоченной в подсолнечном масле; аккуратно сняла пыль с лица, рук, с красных всполохов горящей степи, и портрет вновь заблестел, словно только что написанный.