— Он этого больше не чувствует, лучше успокойся!
После обеда я брожу по палубе в поисках пищи для глаз и тут вижу матроса Ангелова, спешащего с удочкой на акул на кормовую палубу: проволока из нержавеющей стали, пустая красная канистра, как поплавок, и плетеный фалинь с вытянутым крючком ручной ковки. На его остром конце Ангелов укрепил усики с мясной приманкой. Придя через полчаса на корму, я вижу, как сильное животное — большая голубая акула плавает вокруг приманки. Вдруг акула, вращаясь и показывая свое белое брюхо, бросается на приманку и заглатывает ее. Затем она бьет хвостом и ходит на лине туда и сюда, будто не замечая, что уже попалась. Крючок удочки вонзился в ее верхнюю челюсть, — шансов освободиться у акулы нет. Два испанских матроса, подчиняясь резким командам Ангелова и перебирая руками линь, постепенно подтягивают акулу и закрепляют линь. Акула, которую с большим интересом разглядывает группа моряков и стюардесс, делает все более узкие круги рядом с кораблем. Я отворачиваюсь, меня мутит. Но через некоторое время я говорю себе: «Ты же здесь репортер! Это же тоже эпизод из жизни корабля».
Вскоре голубая акула настолько ослабела, что матросы, следуя указаниям Ангелова, решились поднять ее на верхнюю палубу. Из тех, кто был свободен от вахты, образовалась группа, какие собираются, когда происходят дорожные аварии. Хриплые окрики Ангелова отпугивают их. Акула бешено колотит вокруг себя хвостом, будто силы вернулись к ней. Даже Ангелову пришлось отскочить в сторону. Стюардессы спрятались в одной из палубных надстроек. С открытыми ртами они наблюдают через двойное стекло. Ангелову удается накинуть на акулу петлю. И вот теперь, до этого мягкий человек становится киллером: с большим ножом вроде мачете он набрасывается на животное. Даже когда уже вспорото брюхо и внутренности акулы, отсвечивающие от молочной белизны до сочного фиолетового цвета, разбросаны по палубе, он не оставляет свою жертву. Он отрубает акуле голову, а затем и хвост. Несмотря на это искалеченный корпус еще бьется. Наконец два моряка бросают безголовый и бесхвостый рыбий обрубок за борт, а вслед за ним и скользкие внутренности. После этого с помощью шлангов они смывают с палубы рубиново-красную акулью кровь.
Язвительные крики стюардесс, которые наблюдали эту кровавую оргию, я услышал не сразу. Одна из них попросила одного матроса отрезать ей плавник. «Для препарирования!» — заявляет она гордо. Еще одна с ножом в руке сама набрасывается на отрезанную голову акулы, чтобы вырезать акулью пасть.
Я двигаюсь по палубе в направлении моей каюты, не воспринимая происходящее вокруг меня. Это жуткое представление не выходит у меня из головы. Я сижу на моей койке, как оглушенный.
Я обнаруживаю старика в его каюте и сразу же спрашиваю:
— Что, собственно говоря, представляет собой атавистическая ненависть к акулам? Ангелов, этот тихий моделист-любитель, делающий корабли в бутылках, не помнил себя от ненависти.
— Выпей-ка сначала рому! — говорит старик и достает бутылку и две рюмки. Через некоторое время он неторопливо начинает: — Эти обошлись сегодня с акулой, если хочешь знать, еще более или менее терпимо. Она по меньшей мере быстро умерла. В большинстве случаев моряки используют другой метод: они обрезают ей только хвостовой плавник и выбрасывают в воду с тем, чтобы соплеменники разорвали ее на куски.
— Бррр! — произношу я и опрокидываю в себя ром одним большим глотком.
— Я еще мог бы понять, если бы акулу использовали на камбузе — но убивать просто так! И потом эти бабы, которые хотят иметь хвостовые плавники или пасть в качестве сувениров.
Фотографии экзекуций на глазах любопытствующих зрительниц всплывают в моей памяти.
— Ха, — говорит старик после длительной паузы, будто отгадав мои мысли, — я тоже был рад, когда выбрался из Бреста, попасть в руки истеричек мне очень не хотелось. — И оба мы молчим.
— Давай-ка переменим тему, — говорю я наконец. — Я все время слышу от тебя и от Кернера, что здесь все надежно. Это звучит великолепно, и в сомнительном случае, то есть, если что-то будет не так, как должно быть, причиной будет несостоятельность обслуживающего технику человека. Но на что мне такая техника, которую считают надежной, но в то же время ненадежны люди, которые имеют с ней дело?
— Уж не наших ли людей ты имеешь в виду? — спрашивает старик ворчливо.
— Я имею в виду неряшливых, ненадежных людей, которые попали бы и на суда с атомной двигательной установкой, если бы такой вид мореходства вошел в моду. И если бы при этом случилась авария…