хором подпевала публика…
— Господа! — Хозяйка остановилась посреди зала. — Господа! — Она проглотила слюну и, сделав несколько шагов, оперлась о спинку стула. — Мне только что сообщили…
— Внимание! — загремел кто-то. — Слово имеет достопочтенная хозяйка, собственной персоной!
Аккомпаниатор яростно захлопнул крышку пианино, Магда продолжала стоять на эстраде, вытянув губы, подняв руки, оцепенев.
— Это просто черт знает что! — ругался аккомпаниатор.
— Господа, — хозяйка всхлипнула, — эрцгерцог Франц-Фердинанд и его супруга…
— Ага, Францик…
— Фердюнчик… Францик…
— Внимание! К нам жалуют высокие гости! — крикнул кто-то под всеобщий хохот.
— Однако, господа, я вас не понимаю, выслушайте же меня, дайте договорить!
— Тише! Тише!
За столиками стучали ложечками о стаканы.
— …пали от руки убийцы…
— Браво! — прорычал чей-то голос из угла.
— Вот так номер! — раздался еще чей-то благодушный голос, но несколько других голосов раздраженно крикнули:
— Прекратить безобразие! Кто крикнул «браво»? — И за одним из столиков громко затянули: «Германия, Германия превыше всего…»
— Эй вы, банда, встать! — скомандовали сидевшие за этим столиком, но тут появился полицейский.
— Господа, по случаю убийства австрийского престолонаследника и его супруги предписано немедленно закрыть все увеселительные заведения.
Хозяйка всхлипывала, прикрываясь носовым платком.
Крейбих встал из-за стола, за которым пели «Германия, Германия», и подошел к полицейскому.
— Арестуйте негодяя, крикнувшего «браво».
Публика ринулась к выходу, только Магда все еще стояла на эстраде. Наклонив голову и подавшись вперед, она словно напряженно вслушивалась в неведомое, пока занавес, медленно и беззвучно сдвигаясь, не скрыл ее.
— Пойдем, пойдем, — потянул меня Гартингер за руку.
Крейбих и на улице не отставал от полицейского, а тот все повторял:
— Кого вы подозреваете? Не могу же я ни с того ни с сего арестовать человека.
Мимо нас, прижимаясь к стенам домов, прошмыгнули, словно спасаясь от погони, доктор Гох и Зак. На угловом доме уже висел экстренный выпуск «Мюнхенских новостей». Названо было имя убийцы: Принсип.
— Да здравствует Принсип! — крикнул я.
Несколько человек, стоявших поблизости, в ужасе разбежались.
Мопс отпрянул.
— И ты еще смеешь называть себя немцем! Стыдись!
Интернат святого Иоанна… Охотничий домик… Как часто Мопс, бывало, говорил мне: «Стыдись!»
И я улыбнулся ему.
Но Гартингер вцепился мне в руку:
— Однако хватит этих сумасшедших выходок! Пошли!
XLVIII
С жадностью слушал я Гартингера, рассказывавшего об антивоенных выступлениях рабочих во всех странах.
— На этот раз военная гроза прошла мимо, — уверенно сказал Гартингер, и я снял с полки путеводитель Бедекера: мы собирались наметить план интересной летней поездки. Теперь нам хотелось поехать на озеро Гарда. Гартингер водил пальцем по маршруту: Инсбрук, потом вдоль Форарльбергской железной дороги до Линдека, оттуда в Эцталь, Боцен, Меран, Риволи, или: Инсбрук-Бреннер-Триент. Палец Гартингера остановился на озере Гарда, а я прочитал вслух из Бедекера: «Вода в озере большей частью темно-голубого цвета».
— Слышали? — крикнул нам с улицы в окно Мопс. — Перед казармой на Тюркенштрассе толпятся солдаты в походной форме защитного цвета.
— Защитного? — так и подскочил Гартингер.
— Защитного! Ну, наконец-то! — вырвалось у меня.
— Я хочу записаться добровольцем! — снова крикнул Мопс, дожидавшийся нас внизу.
«Вода в нем большей частью темно-голубого цвета»… На столе все еще лежал раскрытый Бедекер…
У широких ворот казармы группами стояли солдаты лейб-гвардейского пехотного полка в новенькой походной форме.
— Что случилось? — спросил, подойдя к одному из них, Гартингер.
— Ничего не случилось! Война случилась! — Солдат благодушно рассмеялся и продолжал разговор с товарищем.
На казарменном дворе послышались слова команды, часовые взяли на караул, и отряд, возглавляемый лейтенантом, вышел на Тюркенштрассе. За марширующим отрядом сомкнулась безмолвная толпа любопытных, время от времени в это удаляющееся безмолвие падала энергичная барабанная дробь.