«Наконец-то, наконец все переменится», — сулила война.
«Наконец-то, наконец!» — возгласил старый социал-демократ, и «Наконец-то, наконец!» — сказал я, гуляя по берегу озера Гарда; «вода в нем большей частью темно-голубого цвета».
Я попробовал переменить шаг. Идти медленнее, как доктор Гох, словно теперь каждый мой шаг был очень важен.
Но стремительный поток увлекал меня за собой.
Почему вы так торопитесь? Куда спешите?
Как заставить миллионы людей на земле, неведомо куда торопящихся, остановиться и взглянуть на плывущие в высоком бесконечном небе облака: «Ради чего? Куда?»
В кафе «Стефани» анархист рявкающим начальственным голосом читал манифест, в котором он, анархист, тоже клялся защищать свою родину, Германию. Зак брезгливо отмахнулся и сплюнул.
Впорхнула Магда.
— Кто напишет для меня пару симпатичных патриотических куплетиков? — завертелась она по залу.
— На сегодняшнем сеансе я вызову дух Бисмарка. Феноменально, а? — прошла она, приплясывая, мимо меня.
— Магда, Магда! — позвал ее Зак, но она уже выпорхнула в дверь и только на пороге обернулась:
— Война положит конец этой повальной лжи… Наконец-то! Урра!
Доктор Гох, скользя вокруг бильярда, доказывал необходимость вторжения в Бельгию, при этом он залихватски размахивал кием и вдруг вскинул его на плечо, как винтовку.
— Война — это могучий акт психического освобождения человечества, целительное избавление от массовых комплексов.
— Смир-р-но! На кра-ул! — насмешливо скомандовал Крейбих, и доктор Гох, ко всеобщему удовольствию, не отдавая себе отчета, что с ним происходит, испуганно выполнил команду. Винтовку ему заменил кий.
— К ноге! Вольно! На кра-ул! Сомкнуть строй! Шагом марш! — командовал Крейбих, а доктор Гох дефилировал перед ним.
Хозяин кафе, облаченный в длинный сюртук, подошел к Гоху.
— Господин доктор, поздравляю.
Кельнер склонился перед ним в поклоне:
— Чисто сделано, господин доктор.
Фрейлейн, стоявшая за буфетной стойкой, кивала доктору Гоху:
— Браво! Чудесно!
Крейбих переходил от стола к столу:
— Ну, разве Германия не победит, если даже такое дрянцо…
И только Зак все отплевывался:
— Тьфу! Тьфу! Тьфу!
Поэт в красном шарфе подсел к Заку:
— Я, знаете ли, решил пойти добровольцем, ведь это тоже род самоубийства.
— Убирайтесь к черту! — заорал на него Зак, и вдруг перед Заком, поигрывая бицепсами и наступая на него, вырос художник Крейбих.
— Эй, господин хороший, что вы здесь плюетесь без конца, на кого, на что вы плюете? — крикнул он. — Мы, богема, не ударим лицом в грязь на поле чести, а может быть, вы другого мнения? Так скажите прямо!
Щеки Крейбиха побагровели и вздулись, лицо его походило на злокачественную опухоль.
— А вы, молодой человек, — он смерил меня свирепым взглядом, — вы, как я имел случай убедиться, страдаете заторможенностью движений? Не беспокойтесь, вас-то уж вылечат…
— Идемте, Зак! — Я силком вытащил его из кафе.
Крейбих загремел нам вслед:
— Изменники!
— А у нас гости! — встретила меня Христина, пугливо озираясь на дверь гостиной. — Кто бы подумал? Господин Гуго с Явы! Он привез с собой жену, вот такую… — Христина показала на пятно сажи у себя на фартуке, — и таких же двух малышей. Они в гостиной, ждут вас, я сначала не хотела их даже пускать…
— А вот и он, мой племянник!
Дверь гостиной открылась, и дядя Гуго обеими руками пожал мне руку.
— Мы, понимаешь, в самую войну попали, — благодушно посетовал он, входя со мной в гостиную, и представил мне пышную чернокожую даму: моя новая тетя, в розовом тюлевом платье, сидела рядом с портретом мамы и разглядывала меня в лорнет. Два негритенка торопливо сползли с кресел.
Дядя Гуго был настолько высок, что головой доставал до люстры; таких огромных людей я видел до сих пор только на осенней ярмарке, где показывали великанов. Клетчатый сюртук висел на нем обильными складками, и лицо его тоже состояло сплошь из морщин и складок; трубка, которая у меня доходила бы до груди, у него небрежно торчала в углу рта.
Белое напудренное лицо матери на мольберте, отсвечивавшее легкими розовыми тонами, с изумлением смотрело из золотой рамы на свою чернокожую соседку, дядя же между тем говорил:
— Меня-то война не коснется, я подданный нейтрального государства; я, видишь ли, принял голландское гражданство… Да вот захотелось повидать старушку Европу…