Склонившись над карточкой, мы близко-близко придвинулись друг к другу. «Славная девчонка», — я украдкой коснулся Фанниных губ, они были влажные и открывали верхний ряд зубов.
Я не в силах был сдерживать свои движения под столом. Наступил Фанни на ногу, извинился, прижался бедром к ее бедру, рука тоже не знала удержу. Фанни не протестовала и, склонившись над столом, бойко смеялась мне в лицо.
— Сколько таких встреч с женщинами у тебя бывает в неделю?
— М-да, достаточно… как когда… — начал было я очень важным тоном, но сейчас же сказал серьезно:- Да нет же, я вру, ты у меня — единственная.
Она сунула мне в рот ложку брусники, и мне казалось, что надо подольше удержать эту сладостную горечь во рту, чтобы изведать вкус счастья.
— Ты еще такой молоденький! Я совсем тебе не пара. Моя жизнь загублена.
— Разве нельзя начать все сызнова?
— О, это было бы прекрасно, чудесно…
— Пойдем! — Фанни встала и оправила юбку.
Я между тем считал, считал. Подсчитывал, просчитывался, присчитывал лишнее, опять пересчитывал — все равно денег у меня не хватало. На чаевые уж, конечно, не хватит, и зачем только Фанни заказала эту проклятую бруснику! Кровь густо прилила к щекам. Такие особы всегда раздувают счет. Фанни уже звала кельнера:
— Получите! — Карточка дрожала у меня в руке, цифры плясали перед глазами. Брусника! Брусника!
— Ах, — протянула Фанни, — я и забыла совсем! — Как я был благодарен ей, что она выручила меня в последнюю минуту.
Бормоча что-то в свое оправдание, я смешал ее деньги с моими и дал кельнеру огромные чаевые, чтобы он ничего не заметил. Путь до двери показался мне бесконечным. Я почувствовал, что все оборачиваются и смотрят мне вслед: «Поглядите-ка на этого важного господина, он угощается за счет продавщицы сигарет».
— Вот и мой трамвай, — сказал я и хотел вскочить в вагон.
— Что, пропала охота? — Фанни взяла меня под руку.
Я ответил, как мужчина:
— С чего ты взяла? Как это так, с какой стати?
Фанни жила на окраине города, в «Долине».
Движением, которое выдавало привычку впускать гостей, она быстро отперла входную дверь.
— Осторожно, лестница!
Фанни прошла вперед с карманным фонарем в руке, огонек — блуждающий светляк — манил за собой вверх, и я следовал за ним, обвеваемый складками Фанниной юбки. Я шел вплотную за Фанни, ощущая ее всеми своими чувствами, — казалось, с нее упали одежды и я, обхватив ее сзади, несу в потемках высоко перед собой.
Ступеньки были истоптанные. От дома пахло, как от умирающего. Тяжело дыша, мы карабкались все выше и выше, точно на обветшалую башню. Когда на площадке мы на мгновение останавливались отдышаться, слышно было, как стены хрипели.
Через длинный, заставленный шкафами коридор Фанни проводила меня в свою каморку. Над зеркалом веером разместились открытки, портреты артистов и атлетов, весело ухмылявшихся мне навстречу.
«Вот, значит, как она живет», — подумал я и, вспомнив Беседку счастья, опять проглотил «хен».
Инженер, тот самый, в грубошерстном пальто, готов жениться на ней, рассказывала Фанни, «но он — такая мразь, что, только накачавшись, согласишься лечь с ним в постель». Табачную лавочку приобрел для нее он же, субъект в грубошерстном пальто, — чтобы обеспечить ей приличный заработок.
Наливая воду в таз и вешая свежее полотенце, она спросила:
— Ну, а что ты мне подаришь? — но тотчас же спохватилась: — Ах, что же это я говорю! Брось! Не нужно. В другой раз… Сегодня ты не при деньгах. Это не к спеху!
Прежде Фанни служила в кабачке «Бахус» на Герцог-Вильгельмштрассе, а до того жила в Кельне. Ее очень насмешило, что я не знал выражения «выходить на промысел».
— Да ты просто золотко, золотко! — чирикала она. — Теперь таких и нет, ох, умора! Он не знает, что это такое!.. Да ты и не представляешь себе, какая ты находка! За это и приплатить не жалко! — Хихикая, она вертела меня и так и сяк, чтобы осмотреть Золотко со всех сторон.
— Был у меня среди клиентов прокурор, — рассказывала она, — про него говорили, что такого мучителя поискать надо, и чего только я с ним не вытворяла, а ему подавай еще и еще… Вообще заметь — отцы семейств самые страшные развратники, у каждого свои особые причуды.
Еще в Кельне увязался за ней один знакомый, Куник, по прозвищу «Боксер», он часто торчит у нее в лавке.
— От него я никак не могу избавиться. Возможно, он еще сегодня заглянет мимоходом, но это ничего не значит, — раз весь день о нем не было ни слуху ни духу…
Фанни уселась у стола, закинула ногу за ногу и взглянула на часы.