Я поднялась, одёрнула юбку, смотрела в красивое лицо мужчины, немного смущалась. Сразу вспомнила, что его тётка меня чуть ли не воровкой обозвала.
– На сегодня вы свободны, София. К тётке я приставил медсестру. Ночью у старушки поднималось давление, был приступ. На вас, София, у меня другие планы. Поговорим об этом завтра.
– Какие другие? Что значит я свободна. Мне некуда идти.
– Ну, найдите себе занятие здесь, в доме. Вас никто не прогоняет. – он помолчал:
– Умеете готовить? Порадуйте старушку чем нибудь вкусным.
Вадим подошёл ко мне ближе, мне пришлось опустить голову, уставиться в траву, чтоб не задирать шею.
Чувствовала себя не в своей тарелке. Мужчина явно проявлял ко мне интерес. Меня это напрягало. Я симпатий, тем более чувств, не искала. Рядом с этим громилой мне было неловко.
Он был высоким, наверное, как Аркадий. Рядом с мужем я смотрелась пигалицей, была ему ростом до уха. Вадим снова прикоснулся к моему плечу:
– Составите мне компанию за ужином?
– Спасибо. Не сегодня.
А про себя подумала: "Вообще никогда".
– Как знаете, София. До завтра.
Он ушёл, обернувшись, помахал мне. Надо же, видимся второй раз, а он меня на ужин пригласил.
Странное чувство, отголоском нежданного флирта коснулось души. Вернее тонкой, ни к чему не обязывающей симпатии со стороны чужого мужчины волнующим покрывалом легло на плечи.
Я с неудовольствием провожала глазами фигуру Вадима. Надеюсь, с его стороны это просто вежливость. Возможно, у меня эмоциональные галлюцинации ото всех переживаний. Голова шла кругом. Интересно, какие у Вадима на меня планы. В смысле на мою работу.
Тёплый, последний денёк уходящего лета должен был согреть, а меня морозило. Я постепенно привыкала к своему одиночеству. Какой сегодня день недели? Среда. В прошлую среду я готовила дома рыбу.
Запекала её в пергаменте, до этого держала под соусом. На столе в бокалах соломенными нотками играло лёгкое “Совиньон”. Аркадий сказал, было очень вкусно. “Так, прочь глупые мысли. Забудь про свою рыбу, про пергамент, про мужа, Соня” – я реально хотела отвесить себе подзатыльник - в голове кавардак. Сама себя окунаю мыслями в болючее болото воспоминаний. Хватит!
Кстати, Вадим предложил приготовить Изольде что то повкуснее. А может она рыбы хочет?
Я отправилась в гостиную. Проходя мимо открытой двери встретилась со старушенцией, она поманила меня к себе.
Я присела возле неё:
– Хотите, я вам рыбу приготовлю? Вкусную?
– Конечно, нет! – ответ ошарашил меня.
Я поперхнулась собственными словами растерялась:
– А что вам хочется, скажите?
– Хочется узнать почему у тебя глаза на мокром месте.
– Я от мужа ушла. Он мне изменил, – сама не знаю, почему я сказала эту горькую правду чужому человеку.
Конечно, на глаза снова навернулись непрошеные противные слёзы.
– Ну, а плачешь чего?
Я вздохнула, посмотрела на Изольду, она внимательно глядела мне в лицо. Так жалостливо, проницательно, я не выдержала, выпалила:
– Обидно мне! – я тяжело вздохнула:
– Разве я многого желала? Обычные мечты о счастье: муж, дом, дети, пёсик, дворик с белым заборчиком. Мне просто хотелось быть счастливой!
А он…
– Э,эх! Это ты себя, девка, жалеешь. Прям золотая вся.
Я удивлённо повернулась к старушке. Мне показалось, она жалеет меня. Наверное, действительно - показалось.
– Говоришь, счастливой хотела быть? Ну так будь. Семью строить надо. Защишать своё счастье.
– Что вы такое говорите, Изольда Марковна. Зачем защищать. С предателем мне не по пути.
– Прям так и с предателем. Слова страшные говоришь, а сама веришь в них?
Я махнула рукой:
– Всё, не хочу говорить. Он мне столько плохого сказал, орал на меня, – последние слова я вообще промямлила упавшим голосом. Так обидно!
– А, мужики, когда сами боятся, чувствуют поражение, визжат как свиньи. – Изольда рассмеялась, да так заливисто что даже я улыбнулась.
– Эй, девочка забыла как тебя зовут, а ну найди, где мои папиросы.
– Да вот же они. – я протянула ей портсигар, зажигалку.
Из другого конца комнаты раздался голос:
– Вам вредно курить!
Я разглядела женщину в белом халате, (оказывается, мы были не одни), кивнула ей.
Зато Изольда Марковна задиристо спросила:
– Вредно? Почему?
– Вредит здоровью.
– Ну ты и дура, любезная. Мне в мои 86 ничего не вредит, я курю с пяти лет. После войны жрать нечего было, так мы все курили.