– Ладно…
– И мне потом позвони. Хорошо?
– Ладно.
Я распрощалась с подругой. Подошла к окну. В агатовой, непроглядной черноте ночи листья бились серебряными флагами в лунном свете. Вот такая же мрачная метель бушевала в моём сердце.
Как мне дорог был этот человек. Как много он для меня значил. Неужели сердце может любить предателя.
Я бездумно, на автомате мерила комнату шагами. Наконец села на кровати, обхватила себя руками.
Представила себе белобрысую. Так бы и вцепилась в неё, откуда она появилась в моей жизни. Ненавижу её! Гадина, тварь.
Зажмурилась, фантазия тут же решила добить меня, я представила, как Аркадий обнимает её, трогает. Нет! Я подскочила, отправилась на кухню. Налила себе воды.
Не знаю, что на меня нашло. Я вдруг поняла, что не смогу больше терпеть ни одной секунды эту свирепую боль "недоразрыва". Надо уже обрубить этот больной нерв, что дёргает внутри меня сердце и мешает дышать.
Бегом вернулась в комнату, плотно закрыла дверь. Лиля сказала мой муж хочет поговорить со мной? Так зачем откладывать? Вот сейчас и поговорим. На минуту замерла, как бы взвешивая своё решение.
Схватила телефон, тапнула по красивой морде своего мужа и тут же хотела смахнуть вызов. Пожалела, что поддалась импульсу. Аркадий взял трубку мгновенно, как будто ждал звонка. Я услышала его голос, задохнулась, прерывисто выдохнула:
– Что ты хотел?
Глава 17
Глава 17
. Я услышала его голос,задохнулась, прерывисто выдохнула:
– Что ты хотел?
– Милая, как ты? Тебя никто не обижает?
– Никто. Кроме тебя.
– Соня, у тебя сложилось неправильное впечатление о моих чувствах к тебе.
– А на мой взгляд очень даже правильное! Что может бвть понятнее :” Приползёшь на коленях” и слово “курица” очень доходчивые, – я задыхалась, старалась сказать как можно быстрее. Боялась, что расплачусь и не смогу говорить дальше, буду рыдать как дура:
– Ты, Аркаша, напыщенный гусак. Умный, красивый, с деньгами. Решил, что всё тебе можно. Жена для тебя рабыня. Затянувшаяся в хомут твоих правил, молчаливая рабыня. И что тебе всё нипочём.
Я ушла от тебя. Теперь тебе всё можно, я разрешаю.
– Соня, дай мне возможность выговориться. Просто послушай: вернись домой. Не позорься ты этой работой в служанках.
– Интересно, чем это моя работа хуже домашних обязанностей. Прислугой была при муже, прислугой осталась сейчас! По крайней мере курицей никто не называет. И да, забыла сказать: – работа мне нравится.
– Ты ведёшь себя как ребёнок, Соня. Зачем ты это делаешь?
– Делаю что?
– София, ты чего от меня бегаешь?
– От тебя? Даже не думала.
– Почему убежала из дома.
– Нет у меня дома. Я в собачьей будке проживала, где на моей кровати спит кобель, трахающий сучек.
– Да ты…
– Что я не так сказала? По крайней мере здесь, где я работаю прислугой моя спальня не превратится в плацдарм для мужа-кобеля.
– Ты не слышишь меня, Соня, – Аркадий продолжал говорить, игнорируя мои выпады.
– Да, не слышу. Потому, что я больше не буду кивать головой на все твои требования выпучив глаза и открыв рот. Писать отчёты по деньгам. Заявки на покупки.
– Просто помолчи и попробуй понять что я тебе говорю, Соня.
– А ты, Аркадий, меня слышишь? Ответь сначала на вопрос про сучек! Молчишь?
– Соня, я допустил ошибку. Я виноват. Признаю. Больше просить прощения не буду. Пожалуйста, вернись домой, давай начнём сначала.
– Я никогда не вернусь. Тем более на коленях, как ты мне пообещал.
– Соня, у меня от злости просто это сорвалось с языка.
– А твой член сорвался из ширинки по той же причине?
– Да что же ты всё в одну кучу валишь, Соня!
– Я начну всё с чистого листа, Аркаша. Без тебя.
– Пожалуйста, давай встретимся в парке, раз не хочешь возвращаться домой. Я внимательно послушаю тебя. Может быть, мне удастся тебя убедить простить меня. Клянусь это была ошибка и я больше не обижу тебя.
Он молчал. Молчала и я не в силах положить трубку. Мне надо было слышать его голос. Одно то, что он был где то там, с другой стороны трубки радовало меня. Я скучала. Безумно скучала по человеку, привязавшего меня к себе чувством.
В глубине души я никак не могла поверить, что он променял меня на другую. Стоило мне представить возле него ту белобрысую кобылу, снова потоком обиды срывало заживающую болячку измены, я опять умирала от боли: