— Сын, что случилось? — спросила она, наклонившись ко мне.
— Мам, — мой голос задрожал, — эт… это бабушка, — я указал пальцем, — давно за нами следит.
Мать посмотрела в указанном направлении. Старуха, хоть и неспешно, но уверенно приближалась к нам нетвердой, похрамывающей походкой. Мать выровнялась во весь рост, спрятала меня за спину. Она, словно медведица ставшая на дыбы, демонстрировала силу и готовность спасти своё потомство от всякого нападающего.
Пожилая женщина приблизилась. Я же защищенный, настороженно выглядывал из-за спины.— Здравствуй, милая, — обратилась она к маме.
— Ты меня не узнаешь?
— Нет, а разве должна? — холодно отозвалась мать.
— Нет, конечно же, нет, — в её слабом сдавленном голосе слышалась такая печаль, будто бы все земные горести сжимали ей горло.
— Ты мне ничего не должна, но я, — старушка замолчала, достала платок из кармана лоснящегося серого плаща и вытерла выступившие слезы.
— Но я, — продолжила она, — перед вами в долгу, — она снова замолкла, а потом вдруг громко и с чувством неожиданно добавила, — в смертельном долгу!
От внезапной перемены тональности, да и от услышанного, моё тело рефлекторно содрогнулось. Мать, всё время державшая меня за руку это почувствовала.
— Женщина, идите с богом, — мягко, насколько у неё хватило терпения произнесла мама.
— Вам помочь? — раздался чей-то мужской бас.
Подошел продавец электротоваров, у которого мы купили кабель. Высокий, статный мужчина с обветрившимся лицом.
— Ступай, мать, — сказал он старушке, — что не видишь, обозналась ты! Ступай, ступай.
Бабуля со слезами на глазах и с мольбой в голосе, вдруг обратилась к маме по имени. Тут-то мамина хватка ослабла и моя рука выскользнула с её ладони. Я вышел из укрытия.
— Так вы что, знаете эту женщину? — недовольно спросил продавец.
Мать посмотрела на него, затем перевела взор на бабулю, секунду-другую изучающе всматривалась, а потом сказала:
— Да.
— Тогда ладно! — буркнул он, махнул рукой и пошел.
— Я могу к нему подойти? — спросила старушка, глядя на меня.
Мать молчала, полагаю она была слишком ошеломлена случайной встречей и никак не могла адекватно отреагировать. Старая женщина двинулась вперед. Как правило, детям все люди кажутся старыми, если им чуть за пятьдесят. Вот и она не стала исключением. Женщина была немного выше меня ростом — примерно сантиметров на пятнадцать. От осенних ветров её голову защищал шерстяной платок темно-синего, почти черного цвета. Тронутая сединой прядь волос ниспадала на лицо, исчерченное красными неглубокими морщинами. Её серые глаза полные боли и грусти, так были похожи на глаза моей бабушки по отцовской линии. Говорят, глаза это зеркало нашей души, и уж если это так, то её душа была истерзана также сильно, как и душа моей дорогой бабушки; у которой еще совсем недавно в красивых карих очах горел блеск и жажда жизни, но случившееся несчастье с её сыном навсегда погасило в них свет и отбило всякое желание жить.
У горя, несчастья, злого рока, называйте как хотите, определенно, есть собственный почерк, как у каждого серийного маньяка. Смотришь на их истерзанных жертв, и сразу же знаешь чья эта работа. Над жертвами даже в солнечный ясный день, будто нависают сумерки. Как бы они ярко не вырядились, как бы наиграно громко не смеялись, всё равно они — всего лишь ходячие черно-белые драмы.
Подойдя впритык, как уже завелось с нашей первой встречи, она приступила к изучению моего облика. Мне стало неловко и я отвел от женщины взгляд. Потом её правая рука поднялась и приблизилась к мальчишескому лицу. Немного отстранив голову, я всё же не сдвинулся с места. Однако её ладонь преодолела и это расстояние, которое я выиграл отклонившись. И вот тогда наступил момент истины: либо я прячусь за мамину спину, либо остаюсь на месте, и будь что будет. Невзирая на душевное смятение, я позволил женщине продолжить непонятные манипуляции. Она не касаясь, гладила моё лицо. Её кончики пальцев дрожали, а слезы медленно катились по впавшим щекам. «Боже, как вы похожи» — с трудом расслышал я. Потом она упала на колени и принялась целовать мне руки, при этом быстро-быстро приговаривая шепотом: «Прости, прости, прости бога ради, прости». В этот момент мясник, находившийся неподалеку от нас, вошел в раж, — его топор громогласно заработал. При каждом ударе тело женщины содрогалось, но она продолжала неустанно вторить: «Прости, прости бога ради, прости».