-Правда? В таком случае, посмотрите на записи 22-го числа примерно в полночь. Он был в кафе, где мы встретились впервые за долгое время. У вас же есть видео?
-Когда вы говорите? 22-го? Сейчас. – Лисовой снова повернул к себе ноутбук и стал проматывать ролик.
Затем полицейский всмотрелся в экран, подперев рукой подбородок. Судя по всему, он явно увидел там что-то любопытное.
-Ну, что?
Он сперва повернул дисплей к Михайловой с Новиковым, а спустя несколько секунд ко мне. Там снова была я, но почему-то стоявшая у столика, за которым никто не сидел, и что-то рассказывала, размахивая руками.
-Это точно тот день?
-В углу видео дата и время.
Действительно. Но с кем я разговаривала? Я просто стояла на месте. А вот Арсен позвал меня вытирать столы, но я всё ещё продолжаю стоять у столика. Затем я что-то написала в блокноте. Точно! Я тогда записала для Толи свой телефон. Вырвала листок и положила на столик. Вот, на видео так и произошло. А теперь я ткнула пальцем на часы у входа. Во сколько это было? 00:01. Но, где Толя?
Я уже не знала, чему верить, а чему нет. У меня начинала болеть голова.
-А в пиццерии? Мы ведь ходили с ним в пиццерию. – спросила я, уже не ожидая какого-то удовлетворяющего меня ответа.
-Мы проверили и это заведение. К сожалению, камер там нет, но администратор узнал вас по фото. Он утверждает, что вы пришли к ним, заказали две пиццы и весь вечер сами с собой разговаривали и громко смеялись. Это смущало посетителей, потому сотрудник попросил вас уйти.
Похоже, это либо дурной сон, либо не менее дурная шутка. Кто-то хочет свести меня с ума? Что ж, это ему почти удалось. Голова начинала болеть ещё сильнее и в висках ощущалась пульсация.
Но самое главное, что в сознании стали мелькать какие-то обрывки. Всплыло лицо дяди Вовы и слышится его голос.
-На работу, Катюша?
-Да, дядя Вова.
-Так тяжело тебе сейчас одной. Ну, ты заходи, если что, на чай. Не забывай старика. А то ведь, у нас обоих теперь никого нет.
-Хорошо. Вы правы. Кто о нас позаботится, если не мы сами. Вот вы бы, дядя Вова, обо мне позаботились?
-Ну, конечно позаботился бы, Катюша. Не вопрос.
-Вы знаете, дядя Вова, мне так бывает одиноко. Так не хватает тепла. Никто меня не понимает.
-Ох, Катюша, ну, иди сюда.
Дедуля оставил метлу и, выйдя за калитку, обнял меня.
-Вы такой добрый, дядя Вова.
-Ну, что ты постоянно меня дядей зовёшь? Для тебя я просто Вова.
-Вы не угостите меня чашкой чая?
Эти воспоминания выглядели для меня, как фильм, который я сняла, но никогда не смотрела. В сознании всё переменилось. Я вспомнила, как мы зашли с ним в дом. Как он уселся на стул, а я умостилась на его колени, почувствовав под бедром что-то твёрдое. Он смотрел на меня всё теми же влюблёнными глазами. Я чувствовала, что он в моей власти и сделает всё, что я скажу. Его морщинистое лицо. Его губы потянулись ко мне. Но в тот же миг выражение его лица изменилось, а я почувствовала на руке что-то тёплое.
Ещё один удар в шею, и ещё один. Я колола его как поросёнка, а рука с ножом заливалась тёплой кровью.
Я всё вспомнила…
-Откуда у вас этот нож? – задала я вопрос, уставившись на орудие убийства.
Михаил лишь молча стал водить мышью и что-то щелкать. Через несколько секунд в колонках зазвучал мой голос:
-Поліція. Що у вас трапилось?
-Нож, которым убили Владимира Хлебникова лежит в его кладовке в банке из-под краски.
-Кто это?
-Он сам виноват.
Связь оборвалась. По словам Лисового, звонили из кафе «У камина» в ночь, когда была моя смена. Само собой, как я делала это – я не помню.
Доктор Новиков объяснил всё это тем, что во мне олицетворились три моих различных качества. Поскольку на меня всю жизнь оказывалось давление, мне приходилось прятать и подавлять как своих демонов, так и ангелов. В итоге, чтоб оградиться от них, я выделила их в различных образах. Свою похоть и интерес к противоположному полу, который во мне всячески подавляла мама, я выделила в образе Алёны. Свою жестокость и ненависть, что я испытывала к тем, кто надо мной издевался, я обособила в образе безликого маньяка в чёрном капюшоне, который наконец проявился во мне спустя столько лет. Однако, где есть чёрное, там появится и белое, потому для баланса я создала себе Толика – давний предмет своих обожаний, который наделила чувственностью и добротой.
В итоге, моя ненависть и жестокость, проявившись во мне однажды, стала постепенно пожирать меня, вытесняя все остальные чувства. Она вынудила меня оградиться от того доброго, что было во мне, запретив видеться с Толей.