И меня накрывает чувством тоски и глухой, безысходной вины. Вины за то, что редко приезжала. Редко звонила. Не интересовалась здоровьем. Грубила, спорила, постоянно стремилась что-то доказать. Не успела отдать, отплатить, вернуть всю ту любовь, которая была мне дарована.
Вины за то, что я уже ничего не могу исправить.
Поздно. Слишком поздно. Все нужно делать вовремя.
И я плачу. Слезы текут по щекам, текут и текут – а я думала, их не будет больше.
Как же я ошибалась.
И я шепчу:
– Прости. Прости, я не хотела…
И становится легче. Шумят сосны над головой. Под моими ногами ползают муравьи. И мне кажется, та, что так любила меня, не хотела бы, чтобы я убивалась на ее могиле.
А ведь я даже не принесла цветов.
Просто не подумала.
Ничего. Я еще вернусь сюда. И не раз.
6. ЗВОНОЧЕК
Я схоронила бабушку три года назад. И так и не сумела примириться с потерей. На похоронах я была единственным лившим слезы человеком. Даже ее дети стояли с сухими глазами, про других внуков и говорить нечего.
Справедливости ради, никто и не был с ней так близок, как я. И все же… Почему они не горевали? Неужели им не было жалко ее терять? Милую, любимую бабулю?.. Или, как выразилась двоюродная сестрица, «бабку»?..
А может, все злились на то, что она оставила дом мне. Но кому он был нужен? Кузен и кузина жили в Москве, у дяди с тетей своя прекрасная дача. У родителей тоже есть где отдыхать летом… Да они и не фанаты загородного образа жизни. Говорят, насиделись в грядках в свое время.
Это меня всю жизнь тянуло в Бор. Но… они же сами привозили меня сюда на все каникулы… А в дошкольном возрасте, когда мать с отцом разводились, я даже жила здесь два года… И помнится, не хотела возвращаться в большой город, мне и тут было хорошо.
В задумчивости я возвращаюсь с кладбища домой. Встречаю по дороге знакомых, машинально здороваюсь. Это особенность жизни в маленьких городках – здесь все так или иначе знают друг друга, хоть через соседей, хоть через коллег по работе… Иногда это раздражает, иногда умиляет, но если ты живешь в таком месте достаточно долго, то обычно просто привыкаешь к этому, как привыкают к местному климату, говору и другим особенностям…
Вот наконец и Сосновая, 18… Бабушкин дом. И мой.
Вроде бы на улице и не холодно, а хочется протопить. Разогнать сырость, вдохнуть в дом жизнь.
Этим я и занимаюсь. Дров достаточно. Их заказывала еще бабушка, а поскольку я не жила здесь постоянно, то расходовались они медленно…
И я растапливаю печь, и ставлю на плиту чайник. Можно согреть воду прямо в печке, но это ж когда еще будет. Сколько ждать. Зачем, ведь у меня, так же, как и у Демы, как и у большинства жителей городка, есть и газовая плита, запитанная от баллона. Цивилизация, блин. XXI век.
Вытираю пыль, накопившуюся с зимы, мою пол… Вчера до уборки не дошло, а необходимость в ней никуда не делась.
А потом, уже под конец моих трудов, звонит телефон. Снова.
И я догадываюсь кто это, прежде чем бросаю взгляд на экран.
Я ведь знала, что он не успокоится.
Марков.
Некоторое время я делаю вид, что не слышу звонка. Ожесточенно тру тряпкой пол, тихо матерясь под нос. Но Марков не сдается. В настойчивости ему не откажешь.
Добавить в черный список?
Да, это вариант… только.
Только мне ведь самой интересно, что он хочет мне сказать.
И проклиная саму себя, я все-таки отвечаю на звонок.
– Юлиана?
О этот голос. Бархатный, отлично поставленный голос. Голос человека, уверенного в себе. Наслаждающегося собой. Торчащего от собственной крутизны. Интересно, он не мастурбирует тайком на свои фотки? Это же до добра не доведет – такое самолюбование.
– Да, Дмитрий. Я слушаю.
– Я тебе вчера звонил. Ты не ответила…
Это ж надо, его величество обратило на меня внимание. Я, наверно, должна сплясать канкан от радости.