— Но ведь давление. Разреженный воздух.
Алик махнул рукой.
— Не проблема. Скоро увидишь. Возвращаюсь к жилищной теме, от которой мы отвлеклись.
Городов больше нет. Ну то есть они никуда не делись, но люди в них больше не живут. Там находятся учреждения, культурные и образовательные центры, музеи, галереи, стадионы, тематические парки. В города ездят для дела или для удовольствия. Всю уродливую типовую застройку давно убрали, остались только красивые или исторические здания. Всюду зелень, инсталляции, аттракционы. Семьи приезжают погулять, молодежь развлекается, школьников привозят на экскурсии. Что-то вроде диснейлендов короче.
— А где же все живут?
— В основном в поселках и в «изосекторе». Про поселки сейчас расскажу, а «изосектор» — это изолированные дома. Как раньше дачи, только как правило с большими участками. Нет, не дачи, а скорее усадьбы. Само собой, стоит это очень дорого. Один из немногих способов получить бонусы от богатства. Я-то обосновался в поселке, чтоб не сидеть сычом в лесу или посреди поля. Но ты наверно захочешь устроиться подальше от толп. Хотя не знаю. Может, тебе понравится в поселке. Там классно. Скоро посмотришь. Это совсем иной принцип обустройства жилищного пространства. Но главная перемена даже не в том, какие теперь дома, а в том, где человечество селится. В прошлом веке, в наши с тобой времена, только 10 процентов суши было заселено, а две трети поверхности — пустыни, горы, ледники — считались вообще непригодными для обитания. Принятая тридцать пять лет назад программа «Вся Земля — Дом» переселила девять десятых человечества на новые площади, так что никто больше не теснится, не сидит друг у друга на голове. Поселки повсюду. В Сахаре и Каракумах, в Гималаях и Андах, даже в Антарктиде и Гренландии. А кроме того вошли в моду…
— Стоп-стоп-стоп. Да кто согласится жить в Сахаре или в Антарктиде?
— Когда ты увидишь поселок «Монт-Моди», поймешь, что такой может находиться где угодно. Климат значения не имеет. А построить жилье во льдах или в пустыне, конечно, намного дешевле, чем на Абхазской Ривьере.
— Абхазская Ривьера это считается очень круто?
— Ты чего? Субтропики, горы, микроклимат. На втором месте по ценам после Гаити. Но ты опять меня перебила. Я хотел рассказать, что в последнее время самый писк — квартира на «плавучем острове». Это такая здоровенная плавбаза, которая перемещается по морям. Стандартный вариант — пять тысяч пассажиров. Юридически это кондоминиум. Как жильцы проголосуют, туда и плывет. Основной контингент — не владельцы, а съемщики. Говорят, через некоторое время кочевать «по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там» надоедает, опять же большинство может взять и проголосовать за порт, который тебе не нравится. Но будь я помоложе, обязательно годик-другой поплавал бы. Иногда я гуляю по ноовебу, изучаю варианты. Подобрал несколько люксовых. На случай если ты вдруг захочешь попробовать. Поплаваем по шарику, посмотришь, как он изменился. Изодомом можно и попозже обзавестись.
— Всё такое вкусное, — облизнулась Елена. — Помнишь, был такой анекдот? В прошлом веке?
— Нет. Но я могу попросить «ассиста», он напомнит. Или порыться в эйдетической памяти. Я тебе говорил, что наша лаборатория подбирает коды к забытым воспоминаниям. Если я когда-то знал анекдот, его можно выудить на поверхность по ноосвязи.
— Ты уже говорил про нее. Что такое «ноосвязь»? И «ноовеб»?
— Ноовеб — это вроде старинного интернета. Информация, находящаяся в ноосфере общего использования. Через нее осуществляются почти все контакты. Техническое устройство всё то же, — Алик показал браслет. — У каждого свой уникальный код. Настраиваешь канал и контактируешь напрямую, через мозговые импульсы. Мы с тобой первым делом «спаримся» — так это называется. Ты часто услышишь, как люди, знакомясь говорят: давай спаримся. Не вздрагивай. Ничего сексуального тут нет. И кстати ни к кому не обращайся на «вы». Ни в одном языке этой формы не осталось. Тебя просто не поймут.
Они летели над озером, мимо города, где Елена прожила больше двадцати лет. Женева сверху выглядела такой же, как раньше. Хотя нет — стало намного больше зеленых квадратов. И улицы опустели, никаких автомобилей.
— Слушай, а памятник Карлу Фохту снесли? — спросила она, когда внизу показались корпуса университета.
— Зачем? — удивился Алик. — Как стоял, так и стоит.
— А когда я… уходила, собирались убрать расиста и сексиста. Демонстрации, то-сё. Передумали?