— Ага. И все время, пока я плаваю в бульоне, эти скоты будут глумиться над Аликом? Выставлять его напоказ? Поди еще накачивать всякой дрянью? Нет, Жако, это исключено. Давай, коли вторую дозу. Что будет, то будет, но Алика у них в руках я не оставлю. Лучше сдохну.
— Да как, как ты его из России вытащишь?! — взмахнул руками Фарбенштейн. — Что тут вообще можно сделать?!
— Не знаю. Мне надо подумать. Но назад в дьюар я не лягу. Коли свой укол! Раз нотариусы здесь, я подпишу любую бумагу, что освобождаю клинику от ответственности.
Из тридцати пяти оставшихся минут половина ушла на то, чтобы додавить Жан-Люка. Наконец он понял: пациентка не уступит. Сделался совсем бледен, губы задрожали, глаза вновь наполнились слезами, но спорить перестал.
— Тогда… Тогда если ты… выживешь… — И решительно: — Если ты выживешь, тебе надо уехать отсюда. В Швейцарии русские делают, что хотят. Куда уехать, куда? — забормотал он. — В Европе всюду так же, как здесь… В Америку плохо, это из огня да в полымя… В Англию, вот куда! Это единственная европейская страна, которая противостоит русским. Разорвала отношения с Москвой, засела на своем острове. На каталке, как угодно, но уноси отсюда ноги. Лети в Лондон, пока русские не узнали. Два-три дня у тебя есть, потом они разнюхают… Что еще, что еще? — Он лихорадочно постучал себя пальцами по лбу. — Возможны побочные эффекты. Даже неизбежны. Провалы в памяти. Соображать ты будешь нормально — как сейчас. И действовать адекватно ситуации. Но целые пласты могут выпадать из краткосрочной памяти. Если ты вдруг не понимаешь, где ты и почему, если ты дезориентирована, надо принять таблетку, и цепочка событий восстановится. Может быть, с лакунами, но по крайней мере ты ухватишь общую картину… Ах, что я трачу на это время! Если… то есть когда ты очнешься после второго укола, объясню подробней.
— А если не очнусь, то никаких побочных эффектов и не будет, — улыбнулась Елена.
Ей совсем не было страшно, ни капельки. «Ну подумаешь — укол, укололи и пошел», — выплыла из далекого-предалекого прошлого детская песенка.
— Давай, Жако, давай.
Она протянула левую руку, оголила локтевой сгиб.
Фарбенштейн открыл металлическую коробочку, вынул шприц. Иголка мелко завибрировала.
— …Не могу. Час назад я колол бесчувственное тело, а теперь поговорил с тобой… Не могу… Я чувствую себя убийцей.
— И не надо. Когда болела мама, я отлично научилась засаживать иглу в вену. Дай.
Елена вынула шприц из его трясущихся пальцев. Примерилась.
Ну, поехали.
Боль от укола была даже приятна — должно быть, по контрасту с плаванием в криорастворе. По руке вверх пробежал огонь, ярко вспыхнул у Елены перед глазами, ослепил ее, оглушил, обрушил в черноту.
4. ТАРТАРАРЫ
Вынырнула из черноты она в очень странном месте. Сначала услышала картавый голос, несущий абракадабру: «ИИ-ядро само по себе довольно простое. Джи-пи-ю кластер для нейросетей, ускорители, отдельно сервер эй-эм-ди с мозгом-программой надзирателя…» Потом прояснилось зрение — будто отдернулись занавески. Елена увидела стеллаж, весь заставленный пластиковыми динозаврами, мезозаврами, плезиозаврами, птеродактилями. Перед всей этой ископаемой живностью стоял и размахивал руками носатый молодой человек в маленьких круглых очочках, сам похожий на птеродактиля.
— Ну, понятное дело, система логирования и мониторинга плюс соответствующий задаче блок оперативной памяти, — продолжал он нести чушь.
Елена сидела в кресле, странно жестком, перед столом, птеродактиль сыпал словами и шмыгал носом.
«Где я? Что со мной? Я же очнулась! Или нет?»
Она хотела ущипнуть запястье, пальцы наткнулись на какую-то ленточку. Взглянула — на ленточке написано «Прими таблетку. Нагрудный карман». Действительно, в кармане маленькая коробочка. Открыла, сунула в рот красный шарик, проглотила.
Сразу же, через несколько секунд, всё вспомнила. Или, может быть, не всё, но основное.
Она в кабинете у директора «Ailab». Его зовут Богумил Поспешил. Вспомнила и то, что когда-то рассказывал про Поспешила муж. Бо — идиот, но гений. Гений, но идиот. Живет вдвоем с мамой. Коллекционирует динозавров.