И вдруг моментально в памяти: астероид! Я же читал про астероид, который проходит рядом с Землей. Не может быть! Это только в дурацких американских фильмах... Вот такой он и есть – конец всему?! А ты что, хотел фанфары и цветы, прощальные объятия? А самое страшное – нет страха. Может, потому что не один уходишь, а все – сразу и вместе. И все, и всё и без следа. Даже матерных слов нет. Лишь мелькает нелепое: ну хоть поужинать успел, под пару рюмок водочки, да хорошо, что посуду мыть не стал – совсем обидно было бы. Эх, надо было водку допить... А туча – вот она. И не туча, а стена пыли, камней, деревьев, дома рассыпаются, как спичечные... Эх, мать!..
Темнота.
Ну хоть темноту вижу. И грязи нет. Не липкий. Обмыли, что ли... А кто? Никого же не осталось.
Темнота.
Не люблю темноту. Даже спать не могу в абсолютно темной комнате. Глаза повылазили?..
Голос.
Бурчит чего-то. Недовольный...
Свет!
Мягкий белый.
Дядька сидит за столом. Стол стоит посреди поля заснеженного. Не холодно. Дядька равнодушно спрашивает фамилию, длину рук, цвет живота, просит надуть щеки... При этом он все тщательно записывает. Пальцем прямо на столешнице. Кручу головой, ищу очередь, надеюсь знакомых встретить. Никого. Пустое стерильное поле до горизонта. Я один. Пытаюсь, не заискивая, выяснить, как они так умудрились, что земляков моих не видно, – очередь должна быть.
– Каких земляков? – уточняет дядька и почесывает под мышкой.
– Ну, вот Миша, например. Танюшка...
– Ты про этих? – И он вынимает из-под стола фотографии, которые висели у меня дома. Не дожидаясь ответа, дядька сообщает, что они дома: Миша собирает семью в отпуск, а Танюшка дочь купает...
– Так ведь катастрофа была! Астероид! – Я вскакиваю и от негодования задыхаюсь. – Конец света ведь был!..
– Ну, братец, ты – это еще не весь свет.
– Так я же это... своими глазами видел...
– Ты как маленький, честное слово! – Дядька досадно кривит щеку. – А сильно умным себя считал. Конец света – дело индивидуальное. Кому конец, кому начало, кому свет, кому тьма...
И вдруг без перехода спросил:
– Рыбой будешь?..
II
Я ждал, что проснусь. Не получалось. Все та же заснеженная равнина до горизонта... А интересно, бедуины, когда под астероид попадают, в пустыню переносятся? Мне, может, снег и при жизни надоел, так и тут он же. Или они свою расположенность так показывают: дескать, все для вас, гости дорогие, по вашим вкусам и вашим привычкам... Однако дядька напомнил о себе:
– Так рыбой будешь?
– Какой?
– Какая разница... Касаткой...
– Касатка – не рыба! Млекопитающее. – И тут же я спохватился: – Но вообще-то я спорить не люблю...
– Значит, будешь.
– Нет!
– Почему?
– Они котиков едят.
– А ты котиков любишь?
– В том-то и дело, что люблю. Но не есть...
Стали мы перебирать подводный мир. Быть селедкой, треской и ставридой я отказался. Слишком уж лишены они индивидуальности – дуры дурами стадные. Косячные, то есть. Палтусом – категорически против. Он жирный, а мне и в этой жизни хватило такой беды. Ершом морским – наотрез. Поймают, засушат, и буду я лежать в каком-нибудь ларьке и пахнуть, как покойник или перепрелые портянки. Ужас! Бельдюгой? Увольте! Сами поняли, да? А вот китом, сказали, не заслужил. Что надо сделать, чтобы стать большим и могучим гренландским китом, не сообщили. Я подозреваю, что эту ипостась они исключительно для малой народности эскимосов придерживают. И тут меня осенило:
– А можно – простой женщиной?..
Дядька даже голову поднял и перестал бубнить под нос:
– Оно тебе надо?