Так моя прапрабабка – это всего четвертое от меня поколение. А с тех веков, с которых мы начали, сменилось 100 поколений.
И после всего вышеперечисленного вы станете судить вашего покорного слугу за то, что его опять тянет в Грецию? Тем более что меня в нее тянуло и в прошлом году, и в позапрошлом. И если я опять туда не попаду, мне не привыкать. А вам тем более.
Май, 2003
НА ЛУБЯНСКОМ ПРОЕЗДЕ...
На Лубянском проезде – широкий зеленый бульвар. Зеленые газоны сплошь усеяны москвичами – пивко пьют с друзьями, семейно и в одиночку, лежат, сидят, расслабленные, жарой разморенные. А с двух сторон от сквера многорядные потоки машин несутся. Шум, смог. Но москвичам все нипочем. Они отдыхают на травке, под кустами и деревьями. Вывод: что-то в них все же есть человеческое. Москвич, а к природе его все равно тянет.
Открытое кафе на оживленном перекрестке. Народ за столиками пьет пиво, вино, ужинает (или поздно обедает). Вокруг бурлит город – люди, машины, сплошной шум голосов, моторов, шуршат шины по асфальту. И вдруг чужеродный звук: цок, цок, цок, цок... Мимо кафе верхом на крупной гнедой лошади проезжает девчонка лет двенадцати. Ноги в коротких стременах вразлет, на ногах мужские носки и резиновые шлепки...
Чудно в столице. Здесь особенно видно, как люди друг друга травят, давят, ругают, обсчитывают... За две кружки бельгийского пива, вареный язык с хреном и фаршированные баклажаны девушка Ира, замедленная то ли жарой, то ли хромосомами, принесла счет: 805 рублей. Смотрю на кассовую ленту, соображаю...
– Миленькая, тут шесть кружек пива, а у меня было две.
– Да? – удивляется она и тоже долго смотрит в счет, но при этом шевелит губами.
Впрочем, может, я тоже шевелил губами. Ира удаляется. Где-то ходит, приносит тот же счет. Там рукой вписана другая цифра: 640 рублей. Я молча достаю блокнот, сделанный руками тибетских монахов, ручку, вырываю листок, пишу свой счет: получилось 400 рублей. Ира предлагает оплатить эту сумму. Извиняется, говорит, что очень много посетителей. Я плачу и советую ей записывать заказы, чтобы не путаться. Она опять извиняется. Расстаемся мы почти друзьями. В тот же вечер москвичи рассказали анекдот.
Официант в ресторане:
– С вас вышло 1000 рублей.
Посетитель:
– Но я же поел всего на 200!
Официант:
– Ну, значит, не вышло...
Почему именно в метро так увлекательно разглядывать людей? Не в автобусе, не на улице, не в самолете, а именно в метро. Длинные крупные планы. Попадаются очень любопытные лица. И тут я сам себе придумал игру: по лицам определять, кто из попутчиков составляет счастье для своих окружающих. Начал играть. И быстро доигрался – понял, что счастье для ближних могут составить женщины (дети – само собой). Да и то не все. Порой на лицах читаются суетность, злость – такие вряд ли могут кого-то осчастливить. Но с мужчинами еще хуже. Сколько я ни вглядывался, ни один не показался достойным высокой оценки. Все же я очень предвзят. А вдруг я феминист?
Ну, а съезд Союза журналистов России прошел хорошо. Правление отчиталось. Народ в прениях выступил. Правда, сначала на арену выпустили спикера Госдумы Геннадия Селезнева. Он выразил солидарность с журналистами, вспомнил, что сам когда-то был одним из нас. И еще заверил съезд, что никогда не голосовал за законы, ущемляющие права СМИ и свободу слова. Еще бы, накануне выборов да признаваться в ущемлениях. Когда же спикер стал рассказывать о своей партии, делегаты начали тихо недоумевать. После Селезнева объявили другого депутата, лидера другой фракции и партии, зал заулюлюкал. Я же вел себя прилично. Просто встал и ушел курить.
Но потом уже на трибуну выходили только журналисты. Союз, как я понял, крепнет. Ну и славно. Тем более что, не могу не похвастаться, в 1990 году ваш покорный слуга был одним из активных, не побоюсь этого слова, создателей Союза журналистов России (на месте почившего СЖ СССР).
Засим позвольте откланяться из столицы. Жарко тут, шумно, душно, и пора отсюда. Чего и всем желаю.
Май, 2003
ДЕВЧОНКИ говорят: напиши...
Девчонки говорят: напиши про «Метаксу»! Это я спросил коллег в редакции, о чем написать из Греции в первую очередь. Они решили, что самое важное – это «Метакса», коньяк греческий. Но тогда, справедливости ради, придется говорить и про узо – анисовую водку, и про рецину, белое греческое вино с добавлением хвойных смол. А о чем я стану рассказывать потом в путевых заметках? Это ведь еще только «подвал», а «подвал» – не рассказ о чем-то конкретном, но всего лишь ощущения, порой тонкие, до раздражения едва ощутимые, как дуновение ветерка с оливковых садов. Цветущих оливковых садов...