Во дворе матерились мальчишки. Мелкие. Лет по восемь. Совсем уже раскрыл рот рыкнуть на них, но закрыл. Потому что вспомнил историю из детства.
Большое украинское село. Я в третьем классе. В воскресенье мы играли в футбол на пустом школьном стадионе. Играли азартно и целый день. А в понедельник учительница закончила уроки и вдруг попросила нас, футболистов, человек пять, остаться. Раздала нам листки бумаги, мы достали ручки (по-моему, в 64-м году мы еще пользовались перьевыми ручками и чернильницами). Недоумевать мы перестали, когда она велела нам написать аккуратно и в столбик все нехорошие слова, которыми мы пользовались накануне во время игры...
Вот это был номер!
Если бы она кричала, ругалась, поучала! Нет, она, как всегда, была спокойна и даже ласкова. Почему мы не провалились сквозь землю, до сих пор не пойму. Такого стыда я, может быть, никогда больше не испытывал. И мы писали. Конечно же, не всё, лексикон у сельских мальчишек побогаче будет, чем у городских, отвечаю. Но даже слово «сука» на бумаге тогда выглядело кощунственно. Не сговариваясь, мы перечислили самые безобидные слова, которые знали. Учительница собрала листки, попрощалась и ушла.
Уверен, она даже родителям нашим их не показывала – нам хватило с лихвой.
Так вот, что меня поражает сегодня. Эта сельская женщина, вполне вероятно, не училась в университете, не ездила на семинары, не было над ней тучи умнейших методистов от районных до федеральных. Она не участвовала в педагогических конференциях с невероятными названиями типа «Нравственное поле вторичной жизнедеятельности в обозримом пространстве». Она просто была мудрой женщиной. И настоящим учителем. Всего год я учился у нее, прошло сорок лет, но я помню, что зовут ее Варвара Антоновна. Очень надеюсь, что зовут. Ей было тогда лет тридцать – тридцать пять, ровесница моей мамы. Я даже не знаю, как она окончила школу, потому что самые школьные ее годы пришлись на войну, а Киевская область была оккупирована гитлеровцами. Кстати, справедливости ради, надо сказать, что некоторые школы работали и при оккупантах. Моя мама, там же, на Украине, училась в восьмом и девятом классах при немцах.
Так вот, после такого опыта мы в футбол играть не бросили, но к словам стали относиться более разборчиво. Потому на днях я и закрыл рот и не стал ругать мальчишек во дворе. Толку не будет. А чего-то умного не придумалось.
Кстати, хвалите детей. Однажды я полюбопытствовал, почему в отличие от украинского языка слова «касса» в русском пишется с двумя «с». Варвара Антоновна спросила, откуда я знаю. Я ответил, что на вокзале в Киеве видел. Она только и сказала, что я наблюдательный. И с тех пор я знаю, что я наблюдательный. И всегда лелеял и развивал в себе это качество. Мелочь? А мне нравится...
Так иногда хочется рыкнуть на детей. На своих, чужих – не важно. Крутятся под ногами, мешают, раздражают... Но тут же гвоздик в остатках мозгов: не забывай, паразит! Может, ты был еще хуже. Если, конечно, дети бывают плохими и хорошими. Вот эта бумага была недавно чистой, а значит, хорошей. Пока я не стал писать на ней...
Апрель, 2004
ПРОСНУЛСЯ ночью...
Проснулся ночью... Хотя, какая уже ночь! Так, видимость одна блеклая. Нащупал бутылку с водой, глотнул прямо из горлышка и едва не поперхнулся. И машинально подумал: спасибо, что все обошлось, что не пришлось долго и мучительно кашлять... Весь сон улетел бы в светлый квадрат окна. Но мозги скрипят уже дальше: а за то, что у тебя вода есть, чистая и вкусная, разве не спасибо? Еще и какое спасибо! А то, что ты тело свое пышное рассыпчатое развалил на чистой постели и тебе уютно и тепло, разве не стоит твоего «спасиба»? Еще и как стоит! Это уж у меня в привычке: с мороза в теплый дом возвращаюсь – спасибо Юрию Петровичу, в душ залезу – спасибо Виталию Александровичу и Станиславу Львовичу, в подъезд зайду – отдельное спасибо Анатолию Карловичу за ремонт подъезда. И девчонкам, которые тут работали, и многим-премногим людям, без которых я бы просто не выжил...
Черт возьми, как мы все друг с другом увязаны, укручены, как молекула ДНК. Только в такой комбинации и представляем собой что-то. Вынь один атом, и все посыплется, и получится полная задница...
Г-м, кажется философы не употребляют таких слов. Классический философ употребил бы слово «хаос». Ну, а если я авангардный философ? Или еще хуже – альтернативно-маргинальный? Тогда без этого слова никак не обойтись.
А еще хорошо, что я не родился бабуином, с большим красным «хаосом». Хорошо хотя бы потому, что я пахну то «Фаренгейтом», то «Аква ди джио», а не старым нечесаным обезьяном. Хорошо еще и потому, что молодые бабуины уже давно загрызли бы меня в борьбе за бабуинских девушек. А я жив и здоров, сижу себе в сторонке и наблюдаю за молодежью, ухмыляясь в густые усы: ну-ну...