В то же время многие американцы предпочитают японские машины. Их здесь много – на территории США есть японские автозаводы. Это опять же к вопросу о благосостоянии – они не боятся, что кто-то отберет их хлеб. Работа здесь не дефицит. Молодежь лет до 30 работает в двух-трех местах. Много, очень много здесь хорошего, интересного, поучительного... Так отчего же мне неймется?
Параллельные миры
Люди. Их отношения. Я заметил, у них не принято делать что-то в качестве одолжения. Ни делать, ни принимать. Боязнь показать слабость? Не знаю. Но догадываюсь, почему именно итальянская мафия в свое время завоевала Америку. Помните у Марио Пьюзо в «Крестном отце», как ценят итальянцы именно одолжение? И как намертво связаны они этим.
Янки же, как мне кажется, живут так: если я не должен, то я и не должен. Шесть часов сидеть в баре на одном месте, пить пиво или ром с колой, говорить и изредка ходить в туалет. И так каждый вечер! Пить, говорить и писать. И не замечать ничего вокруг...
Женщины смотрят на мужчин настолько равнодушно, что хочется потрогать – не резиновые ли? Но трогать нельзя! Можешь попасть под суд за сексуальные преследования. Есть симпатичные, стройные, есть красивые. Но сексапильность или хотя бы чертики в глазах такая редкость, что я помню все случаи, когда наблюдал их – три раза за два месяца. Отсутствие кокетства, равнодушие к противоположному полу наводит на следующие рассуждения. Я думаю, для них мужчины – это разновидность чужих, alien. То есть, пришельцев, которые только и норовят, улучить момент и отложить свое ненавистное семя в неприкосновенное женское тело. У-у, паразиты проклятые!
Нет, они дружат с мужчинами, общаются с ними, опьянев к концу вечера, могут пообниматься, чмокнуть в щечку... Но очень уж холодно и равнодушно.
А, и мужики такие же – попить, поговорить да в гольф поиграть на автомате. Ну, иногда еще на бильярде. Великая американская загадка: как они размножаются? Стоит ли удивляться, что у них такой дефицит детей!
Цветочки
Хорошая страна... Сильная... Богатая... Надежная...
Середина мая. Первое утро в чистеньком Гранд Форксе. Возле гостиницы – большой куст сирени. Настроение мое под стать утру – чистое и безоблачное. Улыбаюсь, подхожу к сирени, погружаю нос в нежную пену цветов и втягиваю воздух... А сирень не пахнет! И таких леденящих душу историй я могу рассказать много.
Но не стану. Пойду пиво пить и дни считать. Последние в этой стране чудес.
Не ворона
Я – дома. И этим я счастлив. И когда меня спрашивают, не хотел ли я там остаться, мне становится странно... Еще спросите меня, не хочу ли стать папуасом или марсианином! На время – может быть, но насовсем – увольте.
Там много русских. Так вот, когда я отдал должное их настойчивости, решительности и смелости, которые они проявляют, чтобы получить гражданство США, умная женщина рассказала мне анекдот.
Одна лихая ворона улетела осенью вместе с лебедями в теплые края. Приспичило ей. По пути она безнадежно отстала. И когда благополучно долетевшие лебеди решили уже, что ворона погибла, она вдруг камнем упала с неба – измученная, отощавшая, обессиленная. Великодушные лебеди стали утешать ее: ты, дескать, ворона – смелая, решительная, сильная...
– Да, сильная, – соглашается ворона, – да, смелая, да, решительная, но – дура-а-а!..
Так вот, пусть я и не лебедь белый, но и не ворона.
Однако нам пора в Нью-Йорк.
Он тоже есть!
Это невероятный город. Если европейские города можно так или иначе сравнивать друг с другом, то Нью-Йорк не поддается никаким сравнениям. Мы – шестнадцать российских издателей – единодушно решили, что это не американский город. Он – всепланетный. Здесь собрались и продолжают собираться люди со всего мира – на время и насовсем. Русская речь слышится постоянно – полмиллиона русских. Он и впрямь состоит почти из одних небоскребов, по крайней мере, его центральная часть – остров Манхэттен. Он действительно сияет огнями и днем, и ночью, а Бродвей в темное время – сплошной фейерверк. Но главное, как мне показалось, – это дух города, его характер. Он настолько сумасшедший... что понравился мне.
Я не люблю больших городов. Толпы людей, замкнутое пространство, каменные мешки улиц и дворов затрудняют дыхание, раздражают, поднимают давление и недовольство жизнью. В Нью-Йорке я должен был совсем с ума сойти, ан нет. Впрочем... может, и сошел, потому что мне город показался добрым. Абсолютно сумасшедшим и добрым.