Что узнал, что сделал, чего не успел или не захотел делать, что приобрел, от чего отказался, кого обрадовал, кого обидел... Всякое бывает. Увы. Так или иначе, но пытаешься понять, зачем ты прожил и этот круг. Вопрос банальный, казалось бы, но, смотря, как его спрашивать.
Раньше казалось, что ты всесилен, что ты выбираешь, что ты хозяин и что ты всемогущ... Да, да, как же, как же... А листья желтеют, как бы ты не бился. И опадают. И воздух наполняется предощущением зимы и холода. А ты проникаешься сознанием того, что ты лишь частичка этого громадного и роскошного величия. И когда над головой млеет нереальный свет первого северного сияния, ты особенно остро ощущаешь себя всего лишь пылинкой, микрочастичкой, но чего-то огромного и нужного... Пусть будет – нужного.
И почему-то всплывают из памяти не строки поэтов об осени, а Чехов, и совсем по другому поводу, но так верно: как в сущности все прекрасно на этом мире! Все, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, забывая о высших целях бытия... Я намеренно не пишу цитату дословно, главное здесь суть, ощущение. Только вот в чем они – эти высшие цели?
Вот за моим окном тесно переплелись березы, рябины, еще какие-то деревья, под ними кусты, трава и даже злющая крапива – и ведь как-то они уживаются. И может, правда в том, что и я с ними? И с вами. И все мы – это одно целое, неделимое, прекрасное и хрупкое... Я уверен (а я уже редко бываю уверенным) – это так. Мы все – Одно. Не мной придумано и никем не будет опровергнуто. Лишь бы не забывать.
Только не спрашивайте: а зачем оно, это Одно? Я не знаю. Мне пока не дано. Может, кто-то из вас знает... Поделитесь. Если этим можно делиться.
Октябрь, 2000
СЛЕТАЛ В ПИТЕР...
Слетал в Питер. По делам. Там тоже осень. Но про осень я уже писать не стану. В прошлом номере о ней поговорил, так друзья обеспокоились: у тебя депрессия, что случилось? Ничего не случилось. Зато понял, что задумчивость (или изображение ее) мне не идет. Дураковатость и легкомыслие больше к лицу. К моему.
– Улыбайтесь, господа! Самые гнусные дела творятся с серьезным выражением лица, так что – улыбайтесь!..
Так, кажется, говорил Григорий Горин... Улетая в мае в США, я купил сборник Горина – сценарии, пьесы, рассказы, очерки. Там дал его почитать русскому парню, новому приятелю. Сашка пришел в восторг от Горина, читал сборник запоем, мы обсуждали с ним детали и главное (если мы добрались до главного), я рассказывал ему о фильмах по горинским пьесам, об актерах... И в те же дни Горин умер. И мы помянули его текилой. И пожелали Царствия небесного.
А вы говорите – улыбайся! Хотя иногда не улыбаться трудно. Какой был ажиотаж в Питере в субботу! Вы думаете по поводу моего приезда? Нет. Конечно, я тоже был желанным гостем и заметно нарушил привычное течение жизни жителей северной столицы. Целых трех жителей. Это мои новые друзья. Мы знакомы давно – по Интернету. И вот увиделись. Забавная это штука – межнациональная сеть. Благодаря ей у меня есть друзья и знакомые в Питере, в Нью-Йорке, во Владивостоке, в Екатеринбурге, в Ханты-Мансийске, в Милане, во многих других городах. Вы знаете, у меня никогда за мою жизнь не было друзей в Москве, а теперь друзей в Москве много. Зовут в гости, заклинают не останавливаться в гостиницах... Но я в свои сорок пять лет уже тяжел и неповоротлив, а вот молодежь чувствует себя в мире – в мире! – так, словно в Апатитах. Благодаря компьютерам, обвязавшим каждый уголок планеты. Кстати, эти подвалы теперь читают черт знает где.
Но вернемся в Питер. Ажиотаж там вызвал одновременный со мной приезд президента Путина. Владимир Владимирович прибыли в родной город отметить свой день рожденья. Дороги и улицы то и дело перекрывали, жители и гости города, чертыхаясь, двигали в объезды. Милиция была принаряжена, улицы были выметены, ямы срочно засыпаны. Летящий по Московскому проспекту президентский кортеж впечатлял – сначала десяток милицейских машин с сиренами и мигалками, потом десяток черных разномастных иномарок (в которой из них был первый джентльмен России – если жена его первая леди, то он ведь первый джентльмен, – трудно было догадаться), и в хвосте еще десяток милицейских машин.
Владимир Владимирович побывал на могиле Собчака, собрал друзей за праздничным столом, посетил Мариинку, где давали «Мазепу» (говорят, даже подпевал из президентской ложи). Ночевали мы оба в Пушкине. Я на даче Кочубея, а он уж и не знаю, где. Да и не важно.