В общем, съездил и съездил. И вам рассказал. Вагоны, люди. Люди, люди, несколько мыслей и две открытые для себя книги. А ведь неплохо съездил. Желаю и вам...
Февраль, 2001
ЧТО ЖЕ СТОЛЬ ПОРАЗИЛО МЕНЯ...
Что же столь поразило меня в записках придворной дамы Сэй Сёнагон? Почему-то всегда был уверен, что японцы как люди другой расы думают и чувствуют по-другому, не так, как мы. Тем более 1000 лет назад. Увы, никогда не интересовался Востоком. Время, когда жила и писала Сэй, считается расцветом Японской империи. Позже будут самураи, боевые искусства, жестокое угнетение крестьян, междоусобные войны. А в то время, насколько можно судить по «Заметкам у изголовья», даже в императорском дворце слуги были наемными. Письменность японская была относительно молодой – корейцы занесли из Китая.
На Руси литература появилась двумя-тремя веками позже. Но какая-то она была, извините, европейская – походы, битвы, интриги, «махаловка», одним словом, «экшн», если хотите. А больше всего – приседаний перед князьями. Но вот что забавно. Наш родной и европейский эпосы насыщены событиями, а читать, во всяком случае, мне, неинтересно. У этой древней японки событий почти нет, если не считать визиты любовников. А не оторвешься. Что ты будешь делать!
А дело в том, что японская литература – о человеке, а не о его так называемых подвигах. Нет, ну подвиги, пожалуй, и были – князь Игорь там половцев усмирял (или просто грабил), или рыцари всё за гробом господним в святую Землю шастали. Но почему-то удовольствие мне доставляет не то, скольким ворогам или сарацинам голов нарубали. А то, как ценен глоток воды ночью. Или – что делает женщину счастливой и несчастной. Или – ощущение красоты и покоя при виде вишневой ветки в цвету...
Как это понятно! И – полезно. Вот считал, что восхваление перед женщиной бывших своих возлюбленных доставляет ей только боль, ан нет! Не только. Умная женщина, хоть это ее и задевает, извлекает урок – «легче судить, что к чему».
Психология, однако. Слово не очень хорошее в данном случае – грубоватое, казенное, но куда от него деться. Они были такими же, как и мы. Так же относились к детям и родителям, так же любили друг друга, так же одевались, пили, ели... И как изящно и красиво писала об этом Сэй Сёнагон тысячу лет назад.
Жаль мне нашу страну. Жаль людей, живших и живущих в ней. Тысяча лет резни. От холопов до царей. Заговоры, измены, остроги и каторга, и плахи, плахи, пропитанные кровью. Власть! Страшное это дело.
Надоел я, пожалуй, этой песней, но власть уходит, как вода в реке, как поезд, несущийся мимо. И даже попади ты в этот поезд, рано или поздно придется выходить (хорошо, если на ходу не сбросят, как принято у нас). А вот искусство... Скульптура Древней Греции. Архитектура Рима. Живопись Возрождения. Чехов, Хемингуэй, Жапризо, Пристли...
А, впрочем, чего это я к вам пристал? У вас столько своих проблем! Какие там японцы, да еще и древние... А я вот лучше поем сейчас растворимых макарон, доработаю до конца дня, приду домой, залезу под одеяло и буду дальше читать Сэй Сёнагон.
Извините...
Март, 2001
В СУББОТУ ВЕЧЕРОМ...
В субботу вечером накатила легкая хандра... Во-первых, допивая коньяк (оставалось там граммов 65), поймал себя на том, что ни дня не проходит без спиртного. Ужас какой! То вина, то пива, а то и водочки, пусть капельку, но каждый день... И почему-то представил, как я на «Поле чудес», обшарпанный, опухший и небритый, пристаю к девушкам: мамаша, два рубля не дашь? До Кировска домой доехать не хватает. А там дети плачут – папку ждут...
Не пора ли вступать в общество трезвости?
Кстати! Помните, в 1985-86 годах партия кинула клич: все в общество трезвости? Пришел ко мне тогда Юра (в смысле – Юрий Ильич) Кругликов, принес какой-то из томов Бунина. Там – воспоминания о Толстом. Бунин однажды приехал к Толстому и рассказал, что теперь (100 лет назад – И.Д.) повсеместно создают общества трезвости. На что Лев Николаевич в присущей ему суровой манере ответил: «Это что ж, собираются, чтоб водки не пить? Вздор! Чтоб не пить, не нужно собираться! А коли уж собрались, то нужно пить. Все вздор, ложь, подмена действия видимостью его...» За точность цитаты не ручаюсь, но суть передал верно.
Так что, в общество вступать не стану, а за количеством алкоголя, потребляемого, надо бы последить. Но это не все, что опечалило меня в субботу.
Еще я наконец-то понял, что такое любовь... Увы, я смог это сформулировать. А коли уж открылись тебе такие тайны вселенной, то, считай, впереди ничего радостного и нового не осталось. И так мне себя жалко стало, вы бы знали... Лег на диван, как был – в джинсах и джемпере, и стал себя жалеть жалестно... Вот прав был Андрей Камуз, переводя то ли Рабиндраната Тагора, то ли Экклезиаста... Собственно, они уже были переведены на русский, но прозой, а Камуз переложил на стихи. Умел он это делать когда-то! Так вот, они втроем не зря заметили: