Понаблюдав эту картину какое-то время, Ройчи почувствовал, как его холодный панцирь отмороженного наёмника вот-вот даст трещину. Неспроста уруков столь ненавидят все разумные Веринии, даже братья по цвету. А об отношении к их шаманам вообще лучше промолчать.
В очереди на заклание помимо мужчин, как правило, каких-то пленённых агробарцев в форме, он также заметил пожилых людей и несколько женщин в полной прострации — либо опоенных, что маловероятно — уж очень любят уруки по максимуму выжимать из жертв страх, боль и кровь, либо потерявших от страха связь с реальностью.
Смрад дыма, разливающееся в пространстве чуть ли не осязаемое ощущение чёрного колдовства, и Ройчи почувствовал, как в голове нарастает нехороший звон и постарался взять себя в руки. Что, он не видел крови и смертей, и чуть ли не купался в самых разнообразных проявлениях дара? Оттого, наверное, он с предубеждением и недоверием относился к разумным, награждённым богами уникальными способностями, будь то шаманы, колдуны «тёмных», маги «светлых» или святые отцы людей.
— Ройчи, Ройчи! — кто-то дёргал его за полы куртки, и он словно очнулся, вздохнул глубоко, нацепил на лицо маску невозмутимости, обернулся.
Будто прорвав плотину гнетущей тишины, собравшиеся в едином порыве выплеснули на него словесную волну.
Переводя взгляд с одного яростного лица на другое, Ройчи с трудом угадывал слова — конечно, при желании он и по губам мог прочитать текст, но особого смысла в этом не было — и так всё было понятно. Когда даже Листочек будто шипел, выплёвывая на древнем языке проклятия «тёмным» вперемешку с вполне конструктивными идеями расчленения шаманов и их сопровождающих, то что говорить про Худука, находившегося в состоянии тихого помешательства (он открывал рот, но не кричал, как обычно, он просто о чём-то умолял его, своего товарища), Ностромо, бьющего себя пудовыми кулаками в грудь, будто пытающегося ему что-то доказать или Мириула, за столько лет истории королевства, воочию наблюдающего тёмный ритуал, причём не где-нибудь, а посреди родной столицы, где поленьями в жутком шаманском костре служили его земляки; какой-нибудь дремучий крестьянин мог испугаться, но только не он, истинный житель королевства дворянских кровей, воспитанный жёстким и непреклонным Гарчем. Лишь Шани сохранила хладнокровие. Возможно оттого, что её, дитя глухих лесов, пережившую немилосердную гибель родных, сложно было чем-то удивить. А может, ей вообще было начхать на всё: агробарцев, людей, «тёмных», события, прямо не относящиеся к предназначению (добровольно либо по стечению обстоятельств — не важно), взваленному на хрупкие плечи.
— Тише, — негромко произнёс Ройчи, пристально и словно с каким-то новым интересом рассматривая своих спутников.
Как ни странно, он был услышан. Напряжение момента можно было оценить по сдавленному, хрипящему дыханию, разрывающему грудные клетки, раздувающимся, словно в поисках врага ноздрям и сверкающим (либо прищуренным) глазам.
— Вы готовы сегодня умереть? — он с жёсткой полуухмылкой обвёл наконец-то приобретающие осмысленные выражения лица. — Вижу, что готовы, — вздохнул, бросил задумчивый взгляд в сторону грязного смотрового окошка. — Чтобы хоть как-то эффективно помочь нашим близким и знакомым в Ремесленном квартале, нам нужно не сломя голову мчаться к ним, пытаясь угнаться за хвостами ягиров, а нанести удар именно здесь, — голос его затвердел. — В силу нескольких причин. Первая: движущая сила, условно говоря, голова и сердце урукского боевого отряда — это их шаманы, и только сразив их, мы можем внести смятение в их ряды и реально подкосить силу «тёмных» наездников. Второе: уруки уже который день находятся в городе, и, поверьте, шаманы зря времени не теряли — они насытили свои посохи людской кровью по самую кромку да ещё и с запасом. И это ещё не всё, — он как-то устало опустил плечи, — судя по мощности и выплескам энергии, которые, я уверен, вы ощущаете, ритуала, проводящегося сейчас на ваших глазах, это может быть взрыв такой силы, что в случае чего выжжет всё живое на огромном пространстве — пострадает не только Ремесленный квартал, но и значительная часть города, — он посмотрел на Мириула. — Я видел последствия таких воздействий. В некоторых случаях разумные предпочли покинуть очернённую местность, бросить город, сжечь изменённый лес, — агробарец поёжился под его взглядом, но лишь крепче сжал зубы, а наёмник, будто в такт своим мыслям, согласно кивнул. — Надеюсь, вы понимаете, что противостоять в таком виде урукам — чистое самоубийство, — он поднял руки, словно демонстрируя отсутствие хорошей защиты, качественного оружия, а самое главное, наличия охраняющих защитных амулетов от тёмного колдовства — грубо говоря, внезапно покинув Ремесленный квартал и, схватив то, что было под рукой и, довольствуясь тем, что было на них сейчас, они совершенно не были готовы к противостоянию «тёмным»; это всё равно что на мирно идущего путника натравить какую-то неожиданную напасть, но надень на него хорошие доспехи, дай меч гномьей работы, крепкий щит, доброе божье благословение, отгоняющее нечисть, усиль его защиту магически — и он готов будет выйти даже против дракона! — в таком составе, что тут сказать, их, мягко говоря, мало. — Но попытаться-то мы можем? — на лицо его вновь сошла полуухмылка. — День сегодня хороший, и негоже мужчине — воину искать более благополучный час для игр со смертью.