Это правда. Клянусь, я нисколько не привередничаю.
В любом случае, когда я добрался до Университетской, такси уже ждало меня. За рулем сидел потасканный мужик в очках и с бородой, такого сорта, каких можно встретить в баре, которые всю дорогу говорят, почему все вокруг неправы, по любому поводу, только он прав, но, пока он не настаивал на обсуждении политики либертарианцев, мне было плевать. Первый отрезок пути я провел, пытаясь прочесть инструкцию к моему телефону. Проблема была лишь в том, что она была на сербском, а я его подзабыл чуток.
— Чудесный день, а? — сказал таксист. С учетом небольшого дождя, серого неба и холода, я не был уверен, что именно он хочет сказать, и просто кивнул.
— В смысле, могло быть и хуже, — добавил он. — Я прав?
Не знаю, как он, а по мне, хуже могло получиться, только если у него в багажнике тоже окажется багбер.
— Наверное, — ответил я, снова кивнув.
— Я всегда стараюсь не забывать, что могло быть и хуже. Сам понимаешь, что я мог в Аду оказаться, или что-то вроде.
Я окаменел и украдкой глянул на его лицо, в зеркало заднего вида. Но он жевал зубочистку, глядя на проносящиеся машины на перекрестке, где мы остановились на красный.
— А тебя это сильно волнует? — спросил я.
— Не слишком. Но хорошо помнить о таком. В смысле, некоторые люди и опомниться не успевают, как там оказываются. Понимаешь, о чем я? Мы никогда не знаем, что произойдет дальше. Никогда не знаем, кто наши настоящие друзья, до последнего… кто наши настоящие враги.
Вот теперь я уже всерьез забеспокоился, хотя это была и не самая странная из моих бесед с таксистами. Тем не менее слегка сменил позу, чтобы легче достать оружие, при случае. Бельгийский FN накрылся вместе со сгоревшей машиной, но у меня остался старый добрый револьвер «Смит-Вессон», тот, что я раньше прятал в диване. Теперь он вернулся на действительную службу. На самом деле, немного печально. Я и припомнить не мог, когда в последний раз куда-нибудь отправлялся, не имея выбора оружия.
Мы выехали на Бэйшор и поехали на север, к Солт Пирс и мастерской Орбана. Я уже почти что перестал беспокоиться насчет водителя, как тот вдруг задал вопрос.
— Ты уверен, что тебе именно туда надо?
— Ага. А что?
— Не знаю. Просто место такое… ну, тебя, наверное, там знают, знают, что ты приедешь. А значит, другие люди… могут следить.
Я аккуратно приставил ствол калибра-38 к его шее, так, чтобы он почувствовал его кожей.
— Ты мне не нравишься, приятель. Думаю, ты остановишь машину у следующего съезда. Хорошо?
Он не слишком испугался, по крайней мере, внешне. Может, я не первый пассажир, который так реагирует. Аккуратно перестроился в левый ряд, и мы свернули на Марш-Роуд, в сторону Бэйлендс Презерв. Прежде, чем мы окончательно выехали из города, я сказал ему остановиться у здания, похожего на заброшенный цементный завод, большого серого куба, огороженного колючей проволокой. В такой мерзкий пасмурный день он больше походил на концлагерь. Остановив машину, он не стал шевелиться. Умный.
— Не хотелось бы в тебя стрелять, — сказал я. — Поскольку я парень такой… доброжелательный, дружелюбный, заботящийся о других. Но если ты не объяснишь, что за чушь ты тут нес, возможно, мне придется пару раз в тебя выстрелить, начиная с не очень важных частей и заканчивая теми, что «о-боже-только-не-это». Мы друг друга поняли?
— Совершенно, — ответил он. — Думаю, мне будет получше.
— Какого хрена, позволю себе наглость спросить, ты несешь? Поскольку тебе вряд ли будет лучше, тебе будет очень даже хуже. Эта штука заряжена разрезными пулями тридцать восьмого калибра, и если я всажу тебе такую в шею, твоя голова отскочит, как виноградина с кисти.
— Я всегда восхищался тем, как хорошо это у тебя получается, — сказал он. — Тебе надо тренироваться.
— Говори! И не мели ерунды!
— Ты меня правда не узнал? — изумленно сказал он, и я внезапно понял, что происходит.