— Пей, пей! Мне действительно скоро уходить, а надо еще чашки вымыть.
— Я вымою.
Через пять минут Полина скинула домашнюю одежду и надела кружевное белье, из той же серии, что и вчера. Сверху пошла обыкновенная кофта с вытянутыми рукавами и широкие брюки. От божественного тела не осталось ничего. Волосы Полина закрутила в кичку и перехватила толстой резинкой. Настало время выпроводить его из комнаты и запереть дверь на ключ. Но у порога Полина подарила ему краткий поцелуй и шепнула:
— До завтра, малыш.
Слова горьким чаем остались на губах. Он младше ее всего на каких-то полтора года!
На кухне тетя Маша громко пыхтела, заставляя его обратить внимание на ее недовольство, но Макс стойко игнорировал соседку и мыл чашки.
— Забирай их к себе в комнату! — выдала она наконец, и Макс с радостью ушел с кухни.
Теперь нужно было скрыть все следы безумного действа от сестры. Он перевернул одеяло и расправил простыню. Больше можно и не убирать. Аленку вообще порядок не волнует.
— Привет, алкоголикам! — буркнула сестра, ставя на подоконник коробку от пирожных. — Там кусок «Праги» и картошка.
— Чего празднуем? — попытался он спросить довольно беззаботно, с опаской следя за взглядом сестры.
— Отставку Лившица.
— А что он сделал?
— Ничего, — Алена присела на кровать и вытащила из сумки пейджер
— Гляди, какая у меня штука теперь есть!
Он взял пейджер в руки. У Ольки такой, вот нажать на кнопку и… Высветилось сообщение «Алекс Юстасу».
— Юстас — ты, а Алекс? Этот Стас, что ли?
Алена кивнула:
— Да, Станислав Витальевич.
Макс хотел вернуть пейджер, но тот запикал еще у него в руках, высветив: «Не забудь про среду, горе мое луковое».
— Что это?
Алена взяла пейджер и, чуть не выронив, протараторила:
— Ничего. Это у него такая манера общения.
Макс увидел, что сестра изменилась в лице, и сказал спокойно:
— Ты можешь спать, с кем угодно. Только не ври, ладно? За английский ее взяли, ну-ну…
Алена подняла голову:
— В среду Станислав Витальевич хочет прийти к тебе на концерт. Я все пыталась его отговорить, но он непреклонен.
— Зачем?
Алена пожала плечами:
— Откуда ж мне знать! Сказал, что хочет послушать, как ты играешь.
— Зачем? — и, не получив от Алены ответа, Макс продолжил возмущаться: — Я не хочу, чтобы он приходил. Мне это не нужно.
— Это нужно ему. Он сказал, что если я не скажу ему, где ты играешь, он сам узнает. И, Макс, — Алена понизила голос. — Я уверена, что он узнает. Только мне будет хуже. Скажи, пожалуйста.
Макс уселся на диван и обхватил голову руками.
— Что случилось?
— Ничего. Я пригласил Полину.
— Ну и ладно! Какая разница? Это же клуб, туда все могут прийти.
Макс сжал губы — не скажешь же сестре правду. Он не хочет, чтобы Полина сравнивала его с этим костюмом с деньгами. И он боится, что его подвинут в сторону. Уж лучше пусть этому козлу достается сестра, чем Полина.
Глава 14 "По личным соображениям"
В среду Алена не то, что не опоздала, а подошла к «Форду» первой, получив ближе к десяти вечера сообщение: «9:30 на углу. Будет серьезный разговор. Но джаз он не отменяет. Оденься соответствующе». «Я злюсь» пришло отдельным сообщением через минут пятнадцать. Будильник стоял на семи, но проснулась Алена в шесть. Выбирать наряд не приходилось. Им становилось длинное платье, купленное за бешеные деньги на выпускной вечер. Мама раскошелилась, хотя наряжаться в деревне не имело смысла, и теперь Алена использовала любой случай, чтобы надеть его, а повод был лишь один — театр. До сегодняшнего дня. Хотя чем джаз не театр, и главное — колени от предстоящего разговора дрожали, а под тканью это будет не так заметно. А вот мятые бока от постоянного подбирания подола в транспорте скрыть не удалось.
Как она и предполагала, Марины в машине не оказалось.
— С сестрой я уже поговорил, — начал Стас почти без приветствия. — Теперь я объясню тебе популярно, что не терплю вмешательства в мою жизнь. Ни личную, ни профессиональную. Она законом охраняется от дур, типа тебя и Марины. Со мной теперь мать не разговаривает за совращение малолетних, довольна?
Он барабанил по рулю, ставя точки и запятые, а сейчас сжал его с такой силой, что под железным браслетом часов вздулись вены. Алена молчала — платье теперь безнадежно измято и спереди.
— Ты почему снова без плаща?
От такого вопроса Алена вздрогнула сильнее, чем от констатации факта своей дурости.