— Кота видела?
Алена затрясла головой.
— Арчибальд к посторонним не выходит, — Эльвира повернулась от холодильника с двумя стеклянными формами и направилась к микроволновке.
— Так твой кошак и ко мне не выходит.
— А ты здесь тоже теперь почти что посторонний, — проговорила хозяйка, включая микроволновку. — У тебя деловой ужин? Мог бы пиджак хотя бы снять.
Александр Сергеевич схватил Алену за руку и со словами «Я сейчас тебе эту зверюгу покажу» вытащил из кухни. Либо спас от тет-а-тета с хозяйкой, либо решил устроить выволочку с глазу на глаз. Но нет, пока он только молча расстегнул пиджак и бросил на белоснежный диван, куда полетел и галстук. Первые пуговицы он тоже расстегнул, и в вороте рубашки мелькнула белая майка.
— Арчи, выходи! — Кот не вышел. — Ваше Сиятельство, мы вас просим нижайше…
И Александр Сергеевич действительно опустился подле дивана на колени и принялся шарить под днищем рукой.
— Нахрена мы с Тимкой за тебя столько бабла отдали, чтобы ты под диваном от гостей прятался? Вылезай, засранец!
Вот, такой же белый, как и все вокруг. Кот сопротивлялся, но все же остался в руках хозяйского сына, когда тот поднялся с колен.
— Познакомься, это Елена. Елена, познакомься, это Арчибальд.
Алена протянула руку и погладила кота по спине. Александр Сергеевич подступил ближе.
— Живите дружно и не ссорьтесь.
Алена подставила руки, но кот оказался проворнее — извернулся и был таков, а она взвизгнула и уставилась на руку, где в глубоких царапинах проступила кровь, но через секунду видела только темную шевелюру. Александр Сергеевич впился в рану губами и, вскинув глаза на бледное лицо Алены, забормотал:
— У собаки болит, у кошки болит, у Ленки не болит.
От шока она не чувствовала боли и не могла двигаться, а он все продолжал держать ее руку у рта.
— Я второй раз греть не буду, — раздался за спиной голос хозяйки, но свободу Алена не получила.
— Тащи йод! — потребовал Александр Сергеевич уже более разборчиво, потому что на ране осталась только нижняя губа.
— Сам бери! Знаешь где! — огрызнулась мать, и Александр Сергеевич поволок Алену в коридор. — Зачем кота мучили!
Он не стал оправдываться, впихнул Алену в ванную и усадил на край ванны. Здесь хотя бы добавили желтизны в кафель, или у Алены просто шли круги перед глазами. Александр Сергеевич продолжал сжимать ей руку, будто она пыталась сбежать, и одной рукой перебирал в зеркальном ящичке флаконы.
— Можно я сама? — попросила Алена, когда тот решил открутить крышку зубами. От вопроса Александр Сергеевич будто опомнился, вынул бутылочку изо рта, отпустил поцарапанную руку и улыбнулся.
— Диагноз — отец. Это не лечится.
— Я сама, — повторила Алена, когда Александр Сергеевич открыл йод. — У вас белая рубашка.
— И что?
Алена опустила глаза и теперь видела только его пальцы, которые ловко закатали оба рукава.
— А дуть будем вместе.
Он опрокинул бутылочку на ватный тампон и промокнул царапину. Вместо того, чтобы дуть, Алена стиснула зубы, чтобы не взвизгнуть, но потом решила все же подуть. Но только нагнулась, как он поднял голову — хорошо, от удара она не завалилась в ванну, а то бы он, пытаюсь удержать ее, залил бы их обоих йодом.
— Ссадины, шишка, хорошо девочка погуляла, — рассмеялся Александр Сергеевич, растирая ей ладонью лоб. — Давай мой руки после этого чудовища. Я про кота, если что.
Сам он тоже вымыл руки, но рукава не одернул. Оставшись одна, Алена слезла с края ванны и уставилась в зеркало — тушь прошла все испытания, а вот дезодорант нет. Подмышки мокрые, но запаха нет, и на том спасибо. Вымыв руки, она осторожно коснулась белого полотенца — мать у него ненормальная.
Зато готовит хорошо, если, конечно, у нее нет кухарки. Дома слишком уж чисто, а представить эту даму драющей туалет довольно сложно. Хорошо еще она не стала расспрашивать незваную гостью. Ели молча. Тишину нарушал лишь звон вилок. С улицы сквозь толстые окна не доносилось ни звука.
— Куда ты спешишь? — встрепенулась хозяйка. Видать, заметила, как и Алена, что Александр Сергеевич украдкой поглядывает то на наручные часы, то на дисплей микроволновки. — Еще будем пить чай. Я специально испекла твой любимый лимонный пирог.
Значит, все-таки готовит она сама. Или же работу прислуги считает своей. Какая, собственно, разница — она чужая на этом празднике жизни. Вернее, лишняя. Впрочем, ее легко игнорировали.