Баница снова сидит рядом.
— Мне начать? — спрашивает.
— Да, будет лучше.
— Десять лет после провала: Пешт, Вац, Сегед (в этих городах находились крупнейшие венгерские тюрьмы.). — Он машет рукой. — Оттуда — прямиком в Маутхаузен. Там было труднее. Потом — освобождение и домой. Сначала то одно, то другое, после — на дипломатической работе, теперь вот здесь. Как видите, женился.
— Вы ведь, если я хорошо помню, инженер. А почему — дипломат?
— Увы, это тоже нужно. В этой сфере самая большая нехватка людей. Старый Вираг(Тогда послом Венгрии в Москве был историк Дюла Секфю. Секфю по-венгерски значит гвоздика, вираг — цветок.), — и он показывает на потолок, — посол, не может, да и не хочет работать. Его единственная заслуга, что он не был нилашистом (Нилашисты — члены венгерской фашистской Партии скрещенных стрел в 1938–1945 гг.; другое название — салашисты (по имени лидера партии Салаши).). Немного таких историков.
— Я читал его книги, еще на родине.
— Формула очевидная. Сторонник Габсбургов, монархист. По сравнению с фашистами демократ и гуманист.
— Не очень вдохновляющая формула.
— Бывает формула и поинтереснее. Но, конечно, не этот Вираг, он у нас только для вида, он и сам это знает и пользуется этим. Вот и все. По крайней мере, теперь. Хотя он и был антифашистом, но это уже несущественно. Но хватит о нем. Куда как более интересная формула, например, посол Веймарской Германии в Москве граф Брокдорф-Ранцау (Граф Брокдорф-Ранцау (1869–1928) — министр иностранных дел, руководитель германской делегации на Парижской мирной конференции).
— Смутно припоминаю. Это он отказался подписать версальский мирный диктат?
— Да. Его формула была настолько феодальной, что он терпеть не мог буржуа. Даже собственных, немецких, буржуа. Презирал капитализм. И поскольку феодализм уже невозможен, пути назад нет, пусть будет союз с СССР против победителей в Первой мировой войне. Перешагнуть через капитализм! Это была концепция Брокдорфа-Ранцау.
— Ну и что?
— Под него подкопались.
— Что сделали?
— А, подкопались? Это новое пештское словечко. Это значит: дискредитировать, лишить поста, подорвать авторитет. Ранцау хотел бы прийти к нам из феодализма, перепрыгнув через эпоху капитализма. Любопытно, не правда ли? Как пишет его биограф: «Der Wanderer zwischen zwei Welten» (Странник меж двух миров (нем.).).. Меня очень занимает эта фигура.
— Но вы сказали «подкопались»? — спрашиваю я и внимательно слушаю.
— Да.
— Веймар?
— Веймар.
— Словом, и меня интересует именно это, уже в веймарский период предпринимались попытки, которые потом, в тридцать девятом, так блистательно удались. Помнится, это было в тридцать девятом, никогда не помню дат — даты, если необходимо, всегда можно проверить по книгам. Словом, он хотел того же, что сделал Риббентроп? Или противоположное? Помните, когда тот целовался с Молотовым…
— Ну, чтобы целоваться. они не целовались.
— Мне сдается, что да. Не в этом суть. Суть в союзе. Об этом я тоже мало чего знаю. К нам попадали лишь обрывки газет. И те мы незамедлительно разрывали на самокрутки. В какой-то я читал, что разногласия между великой Германией и великим Советским Союзом — это происки троцкистов.
— А я вот этого не читал. Ведь я тогда в Маутхаузене… нет, тогда я еще отдыхал в сегедской «Звезде» (Звезда» (венг. чиллаг) — название знаменитой тюрьмы в Сегеде (по форме тюремного здания).).
— Мне не очень нравится, с вашего позволения, мне совсем не нравится ваш интерес к дипломатическим историям. Брокдорф-Ранцау. Почему вы не инженер? Почему вы дипломат? Вы постоянно находитесь за границей и по долгу службы — скажем так — вдали от рабочего класса. Это как-никак деклассация.
— Да. Именно так. Я хотел сказать это позже, но вы заметили раньше и сказали.
— Было нетрудно заметить. И как вижу, вы успели полюбить эту работу. — Я ждал, что он нахмурит брови и скривится, как прежде. Но нет.
— Не полюбил, но она меня интересует, если уж приходится этим заниматься. В прежние времена дипломаты выполняли важные задачи. Кроме того — репрезентация. Скажем, Пал Эстерхази, современник Сечени (Граф Иштван Сечени (1791–1860) — видный деятель либерально-дворянской антигабсбургской оппозиции перед революцией 1848 г.), жил в Лондоне так роскошно, что даже лорды изумлялись.