На прошлой неделе мне исполнилось пятьдесят три года. <_> Сегодня для одних я старик, а другие знают, что я хороший любовник. Господь бог, создавая меня, немного поскупился на
хороший материал, его хватило только на мозг, на глаза и на любовь. У меня тонкая кость, но зачем массивные ляжки, если тело стройное и только плечи широкие. Мост — гордость инженера — красив, если строен, крепок и долговечен, простоит десятилетия и выдержит возросшую и не предусмотренную проектной задачей тяжесть. А я выдерживаю. Тот, кто видит мой непропорционально маленький подбородок, констатирует, согласно старым учебникам вульгарной психологии, недостаток энергии. А если посмотрит на мои руки, увидит, что они красивы, но не каждый знает, как крепко они схватывают то, что нужно держать (потому что в руках есть и душа), как и то, что мои ноги похожи на ноги греческих статуй, для этого нужно видеть греческие статуи, да и моя рваная обувь не показывает этого. Немногие люди считают меня красивым, лишь некоторые, кто очень близок ко мне.
И потому, что я сделан из хорошего материала, в 53 года я сел в седло (во второй раз в жизни, в первый раз это было тоже в 53 года) и проскакал 18 километров, чтобы отчаянной телеграммой позвать ту, которая сейчас для меня всё, сейчас, когда смерть и совершенное творческое озарение одинаково близко подошли ко мне и в равной степени притягивают. Но потому что материала на ляжки не хватило и раньше я не ездил верхом, у меня ломит кости, но это неважно, когда нужно, я могу ездить верхом.
1949 г. (МТАКК Мз 6306/19)
Последнее усилие
Было бы хорошо сказать все сразу — в одном предложении. Как всхлип скрипок в симфонии или «Über allen Gipfeln ist Ruh» (Над высью горной тишь (нем.). Первая строка стихотворения Гёте «Ночная песня странника» (Пер. И. Анненского). Стихотворение известно в переводе М. Ю. Лермонтова. «Горные вершины спят во тьме ночной».). Но это невозможно, потому что нужно писать об уроках долгой жизни и о прожитой жизни, какой она была, без всяких нравоучений, и не только об итогах, но и о пройденном пути. Я начинаю одну, единственную, длинную-предлинную книгу так, что ее стилем станет незавершенность: незавершенность, подобно самой жизни, подобно моей жизни, много ненаписанных мною книг будет здесь, в этих заметках, но это не наброски будущих книг, а выброшенная на берег после кораблекрушения доска. У меня нет времени ждать. Ждать, пока я сам или толковый молодой секретарь отыщет в библиотеках материалы об Аттиле (китайские и монгольские источники), чтобы я в одной-единственной драме смог описать прототип жаждущей власти личности и тем самым дать ключ ко всему европейскому средневековью и европейской христианской культуре. У меня нет времени ждать, когда в более спокойные времена я смогу написать сценарий фильма «Белое кладбище». У меня нет времени не только ждать и надеяться, что придут спокойные времена, но нет даже просто тихой комнаты, где я мог бы писать о том, что помню. Я написал бы, и это была бы интересная глава, о том, как жил в избе, в которой вместе с тремя взрослыми и двумя детьми кроме двух собак и кошки жили еще цыплята и поросенок Моська и новорожденный бычок Мишка. Man muss aus der Not eine Tugend machen (Делать из нужды добродетель (нем.).), и вот я опишу такое, чего не довелось наблюдать ни одному ученому, потому что он не жил в одной комнате с теленком. Красивый пестрый теленок Мишка родился под вечер 22 мая. Хозяйка сразу же отняла его от матери и, так как было холодно, внесла в избу. Теленок никогда не сосал, его сразу стали поить из ведра. Попоила его хозяйка 22 мая вечером, 23 мая утром и ушла на работу, а теленок весь день прыгал, привязанный за веревку. Вечером пришла хозяйка, зазвенела ведром, и теленок замычал: запросил молока. Он уже запомнил звон ведра. Так называемый павловский рефлекс уже сработал в мозгу теленка, которому было всего полтора дня от роду. И после он мычал только тогда, когда слышал звон хозяйкиного ведра. Правда, интересно? Психология. Но не менее интересно, что в начале ноября красивый пестрый Мишка сдох, потому что хозяйке нечем было его кормить. Тоже интересно, правда? Политика. Потому что это май и ноябрь, май и ноябрь 1950 года в Сибири, в деревне Макарово, где я, ссыльный, должен жить и умереть. И где мне нужно бояться, что я пишу, нужно бояться, что эту тетрадку отберут и обязательно уничтожат следователи, даже не прочитав. А ведь для меня эта тетрадка — единственная связь с миром. Когда-нибудь эти записки найдут, и тогда моя жизнь, уроки моей жизни — и как я уже написал — действительность без всяких уроков (в такой книге, к сожалению, нельзя обойтись без повторений) получат продолжение и смогут повлиять на мир.