7 сентября 1969 г.
На рабомобиле — «Хлеб»
Удивительно, что мое сердце окаменело?
И я не верю словам?
Меня однажды везли в таком автомобиле, набитом заключенными, на котором снаружи была надпись Красиво выведенными буквами
Х Л Е Б
Но вы не бойтесь меня!
Я не буду улыбаться вам под транспарантами.
11 сентября 1969 г.
«Мы разрушим всё, даже свои демократические лачуги, чтобы невозможно было туда вернуться». Приблизительно так формулировал двадцатилетний Й. Л., который сейчас, в свои 73, вновь пришел к этому.
Только теперь на повестке дня разрушение не демократических лачуг, а ложно провозглашаемой демократической деспотии, явной (на одной стороне) или манипулируемой (на другой).
Нужен хаос! Это знали в мае прошлого года парижские студенты. Только из хаоса может возникнуть более высокий, полный, восстанавливающий «великие взаимосвязи» порядок.
И всё же хорошо, что я сушу на солнце грецкие орехи! 51 год спустя!
Старый Хидмег, верил ли ты в это, когда в своем рассказе верил (Притча Й. Лендела «Книга, сад и дитя» о мудром старике по имени Хидмег (что значит: верь).).
Какая жалость, что человек не может забыть, что умрет. Какая жалость именно в такой момент!
15 сентября 1969 г.
Горит очаг, сухие ветки и толстые поленья — мои дела идут слишком хорошо.
И мы едим свежие грецкие орехи молочной спелости, бледно-желтая кожица еще сходит сама.
И все же — нужен хаос!
1 октября 1969 г.
Что будет в Чехословакии? 13-й месяц оккупации принес весьма жалкие результаты для СССР. Чехословакия «консолидируется» очень медленно. Нужно отрезать еще кусочки салями (Политическая «тактика салями», авторство которой приписывается Ракоши, состоящая в «нарезке» оппозиции тонкими ломтиками с последующим уничтожением без особых потрясений или народных волнений.), и Дубчек всё еще существует — после того, как его год назад пришлось отпустить из Москвы.
Интервенция, которая в своем нетерпении не дожидалась гражданской войны (как в 56 году в Венгрии), пришла в неразобщенную страну. Не в том ли был большой успех Чехословакии, что они, не оказывая сопротивления, позволили войскам Варшавского договора войти и тем самым принудили их боксировать с тенью.
Этот бой с тенью продолжается по сей день. Главные позиции в партии, печати, на радио, после многократных перестановок удалось занять. Сейчас исключили, понизили четверть ЦК.
Я хотел бы знать, какие слои стоят за Гусаком, кроме многократно перетасованных государственных и партийных кадров.
СССР и сам затрудняет собственное положение. Хрущев оказал огромную материальную помощь, венгерское правительство значительно повысило жизненный уровень рабочих и крестьян. Брежневское руководство даже этого не делает.
А ведь Чехословакия — страна-победительница, ее оккупацию можно было оправдать только Варшавским договором, даже «брат-славянин» Ульбрихт ввел войска. И по сравнению с Венгрией — еще одна громадная разница! При Масарике они отведали демократии, пусть эта демократия была далека от совершенства.
Сегодня Ица купила в книжном магазине <…> рассказы Толстого. И я сразу вспомнил, что сказал мне приблизительно три недели назад Фредерик Самсон (Фредерик Самсон в конце 60-х гг. преподавал в лондонском Королевском колледже искусств. Друг И. Дучинска.), когда был у нас в Моносло: рассказ «Ключ» сравним только с «После бала» Толстого. Трогательно — такой оиVе^5^а^етеп^ после стольких understatement (Переоценка — недооценка (англ.).). Во всяком случае, рассуждения Самсона очень интересны. Как он догадался об определенном сходстве, о котором я никогда не думал?
2 октября 1969 г.
Пирамиды не стоят вечно, и ни одна выкопанная лопатой горсть земли не исчезнет бесследно.
3 октября 1969 г.
Я быстро устаю,
физически, если нужно немного подняться в гору, принести корзину дров на кухню или спилить сухую ветку
и умственно — много несовершенных предложений, пропущены сказуемые. Иногда неуклюжие формулировки.
Конечно, еще есть и хорошие фразы, и ясные картины, толковые мысли, но я уже вряд ли смогу достичь большего, чем смог до сих пор, своего потолка. Причины — старость, отсутствие надежды на публикацию романа?
Старость! Отсутствие успеха меня скорее стимулировало, чем парализовало.
5 октября 1969 г.
Солженицын: «Раковый корпус II»
Как будто пока писал книгу, он учился писать.
Первая крупная сцена — только в 7 главе 2-го тома: сцена Демки — Аси. Но по-настоящему крупная — в 10-й главе: диалог Костоглотова и Шулубина. И потом роман уже до конца хороший, примерно 120 последних страниц романа. Возможно, это первый роман С. (исключая то, что он писал в лагере). Еще не достиг «Ивана Денисовича» и некоторых своих новелл. Из того, что было после этого, выше всего «В круге первом». В «Раковом корпусе» он только пытается дать набросок микрокосмоса, а «В круге первом» уже с дантовой силой рисует целый мир.