16 июля 1974 г.
Здесь был Пишта Шимон с магнитофоном, проговорили три часа подряд. Из этого он сделает часовую передачу, и, безусловно, добросовестно. Но обещал, что передаст мне машинопись всей записи.
Он так умело вел разговор, что я не был скован и даже не устал. Мне он не показал тезисы, но у него наверняка был план-вопросник. Ведь он уже давно занимается этим, и то, что я читал, хорошо.
19 июля 1974 г.
<.> Трагикомично, что венгерское правительство также «делает заявления» в связи с событиями на Кипре. Но ведь — интересно, будет ли оно этим оправдываться? — оно действует по приказу. Как по приказу вошло в 1968 г. в Чехословакию. Только ведь так, по существу, не было и не будет такого дерьма, в которое эта маленькая страна не вляпалась бы…
Но что поделать? Как бы ни было, мы можем быть только проигравшими. Единственное, чтобы мы не делали восторженных, самых восторженных заявлений: не будет такой войны, откуда бы она ни пришла и против кого бы ни была направлена, в которой наша молодежь стала бы надежными, хорошими солдатами.
21 июля 1974 г.
Вступление к моему уже почти в 1500 страниц дневнику, копия которого (вплоть до настоящего, до записей этого года) дожидается будущих времен в надежном сейфе, могло бы звучать приблизительно так.
Был один византийский историк, который писал две истории. Одну официальную, лояльную, и другую, в которой писал правду. Я делал и делаю не это. В моих опубликованных произведениях я, насколько возможно, стремился к правде. Мои дневники — дополнение этой правды или первые наброски моих опубликованных сочинений. Но многое не я не хотел публиковать, а это не могло быть предано гласности. Поэтому pro memoria (Для памяти (лат.).) я записывал события, свое мнение, связанное с политическими, литературными, общественными событиями. И конечно, такие мои личные дела, которые писались не для сегодняшней публикации.
Эти дневники тоже не без цензуры, но я сам являюсь их цензором. <_>
Тот факт, что мои дневники рассчитаны на публикацию в далеком будущем, тоже привел к самоцензуре. Но уже в направлении, которое можно считать позитивным. Мои малоинтересные приватные дела не заполняют целые страницы.
Однако, например, небезынтересно нынешнее холодное лето, не было и дня, когда не пришлось топить. А также новость в 5 строк, что в Западной Сибири уже много месяцев стоит жара. Не знаю, что это значит. Но победных реляций о результатах жатвы на юге СССР не было. Что это? Известий нет.
24 июля 1974 г.
В песне протестантских проповедников-рабов на галерах, кого Бог любит, того и наказует.
Ну, тогда Господь очень любит Рожи Чиллаг. Рожи Чиллаг с соломенно-светлыми волосами — всю ее жизнь. Совсем девочкой, лет, наверное, семнадцати, ее затащили в подвал гостиницы Геллерт и изнасиловали офицеры и солдаты специального батальона. Потом вместе с женой Хамбургера408 ее постигла та же судьба, о чем в Вене была опубликована целая книга. Она как-то пережила это, но, по-моему, забыла, как любят. Но как смотреть дружелюбным, кротким взглядом — нет. У нее был очень хороший муж (сейчас не могу вспомнить его имя, очень хороший технический специалист), они жили в Москве. Потом в 37-м или в 38-м арестовали ее мужа. Ее старшего брата Лаци, о котором ещё Илона Дучинска писала как о важном представителе первого поколения (во время Первой мировой войны). Он тоже был тихим, светловолосым, вечным подростком. После 45-го Рожи вернулась на родину, работала у Дюлы Хевеши техническим сотрудником — машинисткой? секретарем? — тихо, прилежно. Потом в 56-м убили ее сына, который как солдат-призывник служил в каком-то подразделении внутренних дел. У нее есть внук.
Ни в газете, ни в журнале, ни на радио, ни на телевидении не лежат мои, рассчитанные на публикацию вещи. В типографии — «По ступенькам откровенности» издает «Магветё», в «Сепиродал-ми», в «Библиотеке школьника», — новая подборка избранного «Чародей» и «Заметки о том, как писать роман» — и, как я слышал, в Париже французское издание «Лицом к лицу».
29 июля 1974 г.
Многие историки отсчитывают новое время с момента открытия Америки. Возможно, они правы. Но нужно думать не о золоте ацтеков, а о кукурузе и, прежде всего, о картофеле. Картофель сделал возможным, что человеческий вид в наше время размножился почти до 4 миллиардов. Плотность населения превратила из возможности в необходимость мануфактуру, промышленность.
Но новое время — время картофеля — приближается к своему концу. Необходимы новые продукты массового питания — стагнация или медленное развитие может привести к катастрофе.