Экскаватор срезает землю. На пни сыплются камни и гравий. Дорога становится ровной, машина сбривает бугры и заполняет ямы.
Тела дорожных строителей — пристанище вшей. Невесть откуда берутся, зато плодятся только от крови. И вечерами, вместо того чтобы отдыхать, люди раскаливают на огне камни и жарят на них своих мучителей. Будто ведьм жгут: с диким наслаждением следят, как потрескивают поджариваемые насекомые, и истово ругаются. Бывший пекарь каждый вечер машинкой стрижет волосы и бороды. Только после этого можно спокойно лечь и заснуть, и тогда видно, что всех их родила мать.
От костров дорожных строителей по земле, прижимаясь к сухой, оставшейся с осени траве, расползаются огненные змеи. Потом вздымаются ввысь, и тысячи деревьев пылают доходящими до небес огненными столбами: когда они падают друг на друга, пламя поднимается еще выше. Треск пламени, шум падающих деревьев перекрывает все, что творит человек.
В руках у пекаря топор и сломанная ветка. Он, как все, направо-налево бьет, хлещет стелющийся по земле огонь. Чтобы остановить пламя, копают рвы. Отступая, огонь гонит перед собой зверя и птицу. Вдоль дороги — почерневший безмолвный лес.
По готовому участку дороги на смену лесорубам и строителям приходят кухни и санпропускники, больничные палатки и врачи. И фельдшера, санитары, уборщицы, повара.
Вшей рассматривают под микроскопом — они чудовищней искусителей святого Антония, ужаснее любого привидения. Раненых лечат; тот, кому деревом сломало ногу, получает деревянный костыль.
Экскаватор роет глубокий фундамент — рядом с дорогой на месте выжженного леса строится город и завод. Палатки и полевые кухни по строящейся дороге уходят все дальше.
Но там, где сейчас шагает пекарь, все еще валят деревья, и одним его придавило. Два товарища выносят его на носилках из леса, кладут на телегу, а потом грузят в машину. По уже готовой дороге автомобиль везет его в больницу строящегося города.
Опираясь на палку, инвалид идет по новому городу. Неловкий, однобокий, вроде деревьев, что устояли после первой атаки.
Дома строят каменные, из красного кирпича и зелено-серого цемента, брусья для крыш подвозят на грузовиках. На улицах — ямы, лужи, зловонные кучи заваленного мусором кирпича, липкая глина. Открывается дверь пивной, раздается крик. С ножом в руке выбегает пьяный. Бежит женщина с испуганными глазами, тащит за собой плачущего ребенка…
За городом тоже уныло. Там, где сохранился зеленый островок, который уберегли от огня болото, речка или валуны, новоселы по-воровски вырубают деревья, оставляя высокие пеньки, чтобы не нужно было нагибаться. Из пней тянутся дикие отростки. У маленьких елочек ломают верхушки: им нужно елку, а маленькое деревце теперь будет расти скорченным уродцем с двумя макушками. Только вдали, далеко-далеко синеют настоящие леса, там, куда калеке не добраться. Там живут стройные деревья, там цветы, там нехоженые поляны, там зеленая трава по берегам ручья.
В городе нет и птиц. Из луж поднимаются тучи комаров, их все больше, и они все наглее. Они досыта могут напиться крови, размножаются, а так как орлы исчезли, они господствуют в воздухе.
Больной ковыляет назад в больницу. Там под микроскопом как раз рассматривают комара — комар еще пострашнее вши.
Колдобины засыплют, лужи посыплют песком. Улицы станут ровными, и не будет ни деревца, ни травинки, даже сорняки по краям сточных канав исчезнут. Но люди рады этой пустоте; так комаров меньше.
Инвалид идет в пекарню. Он хочет работать.
Но стоило ему встать у печи в пекарне, голова закружилась, и он упал.
— Станешь на выдачу, — говорит заведующий пекарней, и бывший пекарь кивает.
Ему дают в руки карандаш и бумагу. Он подсчитывает отпущенные булки и буханки: привыкшая к топору рука неловко выводит цифры на бумаге.
Из пекарни хлеб на одноконной повозке развозят по городу, где на улицах одни столбы да провода.
Но в окнах уже красуются цветы, горшки обернуты цветной бумагой. В первом ряду герань, за ней фикусы с глянцевыми мясистыми зелеными листьями. Женщины отмывают до праздничного блеска окна. От распахнутых, покачивающихся створок по унылой улице скачут золотистые солнечные зайчики.
Где-то в лесной чаще бредут трое мужчин. Топором высекают зарубки; деревья плачут смолой. Двое незнакомых и тот, что в очках, он уже немного обрюзг. Вечером они готовятся к отдыху. Тот, что в очках, строго говорит спутникам:
— Эх вы, молодо-зелено! Несите хороших разлапистых веток. Смотрите, как я делаю! — И он делит костер надвое, как научился у бывшего пекаря. Сметает головешки и золу и стелет на теплой земле.