Эту ночную бдительность Мишка считал большим делом. И был прав, ведь кабы он не выходил, к утру на месте куч полыхали бы большие костры, и все труды, да и дрова — в каждой куче по пять телег — пропали бы зря. Только под утро Мишка погружался в глубокий сон, и сон его продолжался до позднего утра. Ему ничуть не мешал желтоватый свет, пробивающийся через пропыленное оконце. Завернувшись в овчинный тулуп, он храпел на топчане с ножками крест-накрест. Его борода и мех на тулупе были одного цвета, и больше по его храпу и сопению можно было догадаться, в какой же стороне его голова. Спал он одетым, даже лаптей не скидывал.
Андрей перед сном раздевался и спал всю ночь. Укрывался собственной одеждой. Каждый вечер делал себе на нарах ложе из трех мешков, набитых сеном. Но под утро мешки расползались, и снизу, из больших, шириной в палец, щелей между половицами тянуло холодом. Может, поэтому он и просыпался очень рано. А может, в прежней жизни так привык, вроде как Мишка, к тому, чтобы несколько раз за ночь вставать. Потому что Мишка всю жизнь, сколько себя помнил, имел дело с лошадьми, коровами, овцами. А чужак, судя по записи в сельсовете, был «по профессии пекарь».
На рассвете бывший пекарь прежде всего осматривал кучи. Но благодаря стараниям Миши с ними почти всегда все было в порядке. Потом брал два ведра и спускался с ними к роднику, журчавшему в глубине ущелья. Вода была свежей и чистой. Правда, в ней чувствовался кисловатый хвойный привкус, потому что родник пробивался через узловатые корни большой лиственницы. В вечной тени, в гуще деревьев и кустов смородины кристально чистая вода в роднике казалась почти черной.
Он поднимался с полными ведрами по веселой прогалине, на таких пологих зеленых прогалинах среди глухого леса всегда весело, здесь даже дым пахнет приятно.
Спускался и во второй раз, чтобы не нужно было беречь воду при стряпне, умывании, уборке будки, что тоже было одним из его утренних дел. И не то чтобы так велел Мишка, а просто если бы не он, то никто не убирался бы. Мишка такую «бабью работу» не любил. И наконец, ему нужно было спуститься и в третий раз. Теперь он наливал свежей воды в колоду рядом с родником. Если лошадь провела ночь в стойле, он сводил ее вниз напиться и давал сена. Но лошадь большей частью всю ночь свободно бродила по лесу. С весны до зимы волков будто и не бывало, можно было спокойно выпустить привычную, умную скотину на волю. И человеку удобнее, и лошади лучше пастись на воле. Только если утром собирались ехать за дровами, беднягу ставили в стойло. В этих делах решал Мишка, ведь он всегда мог играючи найти лошадь в лесу, не в пример чужаку.
Снабдив хозяйство водой, он разводил в железной печурке огонь. Садился на верхнюю ступеньку крыльца чистить картошку. С одной стороны — ведро с мытой картошкой, с другой, между ног, — мешок с картошкой. Наполнив чугунок, снова мыл картошку, на цыпочках шел в дом и ставил чугунок на печку.
Мишка в это время еще спал. Андрей опять выходил, опять обходил угольные кучи, хотя даже за чисткой картошки он не забывал о них. Если было нужно, бросал домашнюю работу и кидал пару лопат земли туда, где пробилось пламя. Осмотрев кучи, принимался за уборку. Брызгал на пол водой и подметал комнату березовым веником. Когда завтрак был готов, будил Мишку.
Старик поднимался, тыльной стороной ладони протирал глаза и произносил свою утреннюю прибаутку:
— Вставай с постели, блины поспели!
Это было утреннее приветствие, молитва и всё что угодно.
Даже умывание заменяло.
Пока они ели картошку, в котелке вскипала вода для чая, который заваривали из душистых листьев черной смородины.
Продукты, хлеб они получали два раза в неделю. Доставлять их должен был возчик, приезжавший за углем. Если не забывал. Если забывал, то пару дней жили на одной картошке, целый мешок которой привозил в начале недели Мишка. Впрочем, забывчивый возчик, если можно было, старался загладить свою вину и присылал верхового с хлебом, испеченным Мишкиной женой. Для Мишки — из их собственной муки, для чужака — из муки, выданной в счет аванса. Хлебы были одинаковыми. Получали они и молоко в двух берестяных туесах. Мишке привозили молоко от собственной коровы, чужаку — с колхозной фермы. Это тоже считалось авансом.
Кроме того, Мишкина жена присылала соленые огурцы, простоквашу, иногда масло, а то и немного мяса. Но всегда строго наказывала: мол, «это только Мишке». Посыльный — обычно парнишка-подросток, который был рад случаю прокатиться верхом, — передавал такой наказ, немного стесняясь, а для возчика это было привычно.